зии.
Что такое бесперечь – это сказка? Договорённость: «Я говорю и знаю, что это неправда. Ты слушаешь, и знаешь, что это ложь. Неправда привлекательна, она нам нравится».
Странно, но самое пронзительное ощущение реальности возникает тогда, когда мы добавляем в неё фантазию. Реальность по определению незавершённа – всегда есть что-то, чего я не знаю, позиция, с которой не способна посмотреть. Завершённость возможна благодаря выдумке.
Вижу, что дом сгорает, но остаюсь в нём.
Золушка поднимает юбки…
Золушка поднимает юбки,
Опускается на колени – и трещина по земле,
Это орешник вырос,
Ягоды будто кровь корриайе.
Мамочка любит меня, мне тревожно,
Мне б ускользнуть и забраться на голубятню,
Будь, говорит, доброй, а я не умею,
Стану просить птиц-полнокровок.
Эвой, сигеньи, выклюй глаза им,
Пусть ничего не увидят.
Эйарра, пусть не умрут звериимя,
Только ослепнут навечно.
Красный орешник,
Кто-то отрежет пятку, а кто-то палец,
Говоришь, дерево то – пластмасса?
Ну и что, буду ему молиться.
Счастье моё, пуэртале,
Если оэтилай истинна, корта,
Вот тогда я, может быть, и надену
Платье с лентами, башмачки, серёжки.
Праздник. У дома многоподъездного дочка царёва…
Праздник. У дома многоподъездного дочка царёва,
снежные копья, зарёвана.
Ёлка за домом многоэтажным – символом воткнута,
«Волки, волки!», воет кто-то.
Не смотри на костры, говорила она…
Не смотри на костры, говорила она,
подоткнув под меня одеяло,
проверяла ладонью висок
и вилась кругом будто лисица.
В умывальнике в полночь большая луна
норовила за край перелиться.
Не кивай на восток, это мало ли кто,
не нужна их судьба на распробу,
разве там, а не тут.
Страшно тени идут,
а умыла с утра освещённой водой —
за луной не увидела пробку.
По-заячьи искры бегут, и зигзаг
переходит в пунктир. И от грыжи
согнувшийся дом, где сгорает чердак,
рассыпается крыша —
держит выцветшие по летам
вверх-смотрящие балки сырые.
Я на землю смотрю и под землю, а там
жгут костры, и костры, и костры, и…
Валуну, чья гладкая шкура…
Валуну, чья гладкая шкура
Спёкшейся кровью подбита,
Осторожные лисы молились,
Жаловались еле слышно.
А оживший от ласки камень
Потому равнодушным казался,
Что боялся запутаться в просьбах,
Тихих лис боялся немного.
Так покрывали одежду…
Так покрывали одежду
почки сосновые, крошево,
иглы сосновые между
рёбер подошв.
Там я бродила долго,
следом тащился волоком
снег – но и снег был пологом,
стыд – но и стыд был волком.
Ну и кого мне просить: запрети,
не подпускай, обругай?
Запахи будут заповеди:
сосны, лучи, снега.
Что же случилось в доме?
Отблеском в чашке забрезжило,
в чае чаинки, кроме
крошева снежного.
Зимний пляж, навесы, расшатанное бытьё…
Зимний пляж, навесы, расшатанное бытьё,
Где судьба большая снова взяла своё,
Окатила, смяла, с балкона смела бельё,
Растеряла либо.
Вот вода большая, глянешь кругом – везде
Мокнут платья птичьими спинами на воде,
В рукавах песок и камушки на животе
Не пускают в небо.
Так и я, носимая, разного набралась,
Что волна подбрасывает, озлясь,
Вот ракушка,
