Соколов выключил телевизор, и повернулся к Сергеевой – То, что нужно! А чья идея снять из кабины?
– Моя! – Лена гордо улыбнулась.
– Ты соображаешь, что делаешь? – неожиданно заорал Соколов – Это же контакт! Они же могли начать разговаривать!
– Они разговаривали… – тихо проговорила Лена.
– Что-о-о?!
– Они разговаривали – голос Сергеевой дрожал – но я контролировала ситуацию.
– Что ты контролировала? Как? А если бы…
– Дёрнула бы стоп-кран! Я рядом специально встала.
– Детский сад!
– Но ведь материал…
– Да плевать мне на материал! Ну и о чём они говорили?
Лена передала разговор Никитина и машиниста Михалыча.
– Странно, значит, нам повезло… – задумчиво произнёс Соколов.
– Ну, и слава богу – Лена облегчённо вздохнула.
– Нам повезло, а не тебе. Ты отстранена от выездов!
– Владимир Михайлович…
– На месяц! Всё, ты свободна!
2 июля 2009 года
Общий план.
Концертный зал старого ДК. Камера поднимается из-за спин слушателей. На сцене известный бард. «Изгиб гитары жёлтой ты обнимешь смело».
Средний.
Бард продолжает петь: «Струна осколком эха пронзит слепую высь».
Крупные планы слушателей.
В зале одни мужчины. Их лица суровы и некрасивы. «Качнётся купол неба, большой и звёздно-снежный».
Крупный, с отъездом до общего.
Камера отъезжает и становится видно, что люди одеты в одинаковую одежду с номерами на груди – концерт происходит в тюрьме. «Как здорово, что все мы здесь сегодня собрались!»
Лёха открыл глаза. «Как здорово, что все мы здесь сегодня собрались!» – повторил радио-будильник. Никитин с головой укрылся одеялом, но в этот момент, перекрикивая барда, раздался мерзкий звук зуммера, срабатывающего через три минуты после радио. Он резко вскочил и выключил ненавистное устройство.
– К чему этот сон? – спросил себя Лёха, делая ударение на слове «этот», и отправился в ванную.
После вчерашнего похода в магазин холодильник был полон, и умывшись, впервые за последних несколько дней Никитин плотно позавтракал. Потом он закурил и набрал номер координатора.
– Танюш, привет! Это Никитин. Посмотри, что у меня завтра стоит.
– Музыкалка – через минуту ответила Полякова – в первой студии. С семнадцати тридцати.
– Что за музыкалка?
– Какая-то бардовская тусовка – как здорово, что все мы здесь…
– Понял – оборвал её Лёха – Я так почему-то и подумал!
Сон в очередной раз не подвёл. Можно было бы и не звонить. Он оделся и вышел на улицу. Рядом с «Москвичом» уже стоял Альбинос.
– А где мать? –
