в воздух, обрушил вниз и завертел, гоня по покрытой ледяной коркой улице. Одной рукой обхватив стихарь, другой Майкл пытался хоть за что-нибудь зацепиться, но вокруг был лишь заледенелый снег.
Он катился, пока не уткнулся в оранжевый столб пожарной сигнализации.
– Святый боже, – сказал он вслух. – Святый боже.
Он втянул в себя воздух вместе со снежными иглами, и нос забился льдом. Если он и поранился, ему было слишком холодно, чтобы понять, какую часть тела он мог повредить. Все еще сжимая стихарь, он проехался на руках и коленках, упершись в конце концов в пожарный ящик с подветренной стороны, – и съежился внизу, где ветер не был таким сильным. Ничего не болит. Все цело. Он исподлобья огляделся и понял, что ветер прогнал его через все шесть полос Эллисон-авеню. Он увидел тяжелую неоновую вывеску над входом в салун Непобедимого Джо – она болталась на проводе, качаясь и трясясь от ветра, и временами билась о стену здания. Но Коллинз-стрит отсюда не была видна, даже табличка с номером дома, где располагалась стикбольная площадка. Все было белым и диким. Затем он увидел, что его пальто занесло снегом, и вспомнил, что персонажи из юконских преданий всегда замерзали до смерти, если оставались неподвижными либо засыпали. Они укладывались с собаками, хватались за волков – лишь бы согреться. Или вставали и шли. Я должен встать, подумал он. Если не встану, помру к чертям собачьим. Майкл засунул стихарь под пальто и заткнул за ремень. Затем побежал, пригибаясь к земле.
Двигаясь против ветра, он пересек Коллинз-стрит и вцепился в забор фабрики «Юниверсал лайтинг». Здание возвышалось над ним, будто ледяная гора над Клондайком – одна из опасных вершин, на которых люди гибли зимой и тонули весной, их тела смывало в реку Юкон. Черные прутья решетки жгли его руки холодом, и он испугался, что кожа может прилипнуть и оторваться. Но этого не произошло, и он, перебирая руками, хватался за забор и шел, пока не скрылся от нещадно колотившего его ветра.
На Корриган-стрит он сделал все точно так же: опустил голову, пригнулся к земле, упал, опять поднялся, и все снова – пока не добрался до лавок, где не было ветра. Вдалеке, кварталах в трех, он заметил очертания трамвая. Фары горели, но он стоял неподвижно. Высоко над улицей трепыхались провода, по которым к трамваям подавался ток; они были натянуты, словно тетива лука. Майкл задержался под вибрировавшим козырьком кинотеатра «Венера», глядя на афиши фильмов «Четыре пера» и «Ганга Дин». Он просмотрел каждый из них как минимум по три раза и сейчас пытался вызвать в памяти картинки теплой Индии или безбрежные африканские пустыни с кучерявыми фази-вази, атакующими из облаков пыли, и изнывающими от жары британскими солдатами. От этих картинок ему стало лишь холоднее. И впервые за все это время он испугался.
Мне нужно идти, подумал он. Зайти за угол и подняться по Келли-стрит, пройти мимо арсенала, мимо еврейской
