его за рукав, возвращаю в исходную позицию. Киваю согласно:
– Привал. Поможешь глянуть?
Куртку жалко, конечно – почти новая, а тут ее дырявят с такой бесцеремонностью. Ладно плечо – зажило бы, но вот так портить униформу…
– Ты ужасно везучий, – выдыхает Джим с облегчением, констатируя, что я цел и невредим. Соглашаюсь с не меньшей радостью:
– Уж что-что, а это у меня есть, ага.
Психи наконец затихают, недовольно поурчав и пошаркав. К черту такую акустику: ощущение, что сидишь рядышком, и нет между вами никаких стен. Уютно – для мазохистов или садистов (смотря, предпочитаете вы страдать или причинять страдания).
– Ну вот, а ты беспокоился, куда они подевались, – ехидничаю, поднимаясь на ноги и размышляя, что делать с курткой. Мда, на показ мод я в ней точно не попаду: безупречно ровный разрез на плече, пятна неведомого происхождения везде и невесть как забившийся в карманы вонючий мусор – совсем не мой стиль. Придется оставить ее – неохота щеголять в виде мусорной кучи. Хорошо, под ней теплая футболка, а то здешняя погода не очень похожа на майскую. Наверно, из-за тумана.
Пока Джим нервно топчется на площадке, поочередно поглядывая то вверх, то вниз и прислушиваясь к малейшему шороху, я методично проверяю все боеприпасы (несколько обойм для «Глока», коробка картечных патронов для «Ремингтона», оставленный Коулом боевой нож – хотя я не спец в боевых искусствах с холодным оружием), после чего показываю: вверх. Джим не возражает.
Может, мы идем совсем не в том направлении, и выход на самом деле внизу, но чутье ведет меня наверх. На следующем этаже нас поджидает такой же коридор, но в этот раз мы не останавливаемся и идем мимо, стараясь не шуметь. Как назло, пол покрыт кафельной плиткой, так что при каждом шаге сначала получается; цок! – а потом услужливое эхо раскатывает его по всему коридору: цок-цок-цок! Это не нравится и обитателям палат: они просыпаются и начинают бузить, требуя тишины (а может, еще чего другого, выяснять нет желания).
Наконец коридор позади, и мы выходим на неожиданно хорошо освещенную галерею, похожую на ту, по которой мы пришли сюда. Осматриваюсь, пытаясь сообразить, где здесь могут быть кабинеты. Хоть какая-то информация там должна быть? План здания, записи в журнале, видео, например.
Парадокс: я стараюсь сосредоточиться на всем, что нас окружает, чтобы не пропустить ничего – и в то же время настолько погружен в размышления, что Джим первым замечает надпись на стене напротив. Вопреки законам жанра, буквы написаны не кровью и даже не краской: банальный маркер, к тому же зеленого цвета, которым кто-то вывел на белой стене: «Не все мертвы».
– Ну вот тебе и «выжившие», – язвит Джим нервно. Я уточняю:
– Не-мертвые. А это немножко другое.
– Демагогия, – ворчит он, но соглашается.
Не-мертвые, не-живые – это весьма расплывчатое определение, и пока оно не станет более явным, лично я не собираюсь поворачиваться спиной
