боль в спине и внезапно сообразил, что он подпалил зажигалкой мою рубашку. Я быстро сорвал ее с себя, все прочие пришли в ужас, но мы с братом громко расхохотались над шуткой, которую не мог понять никто, кроме нас. Кто-то одолжил мне футболку на вечер, а покраснение на спине охладили просекко.
4. Летать
С самого раннего детства мне хотелось летать. Не на самолете или вроде того, а самому по себе, без всякой техники. Нас рано поставили на лыжи, но в долине Захранга не было достойных спусков. Поэтому мы стали прыгать с трамплинов, строили их сами и совершали памятные аварийные приземления. Однажды брат приземлился, воткнувшись в снег носками лыж так глубоко, что они намертво застряли, а с него слетели оба ботинка. Дальше по склону вниз он катился уже без лыж и без ботинок. Соседский мальчик, Райнер, пошел как-то вместе со мной прыгать с трамплина в стороне от деревни. Тогда этот трамплин казался мне здоровенным, но, когда я смотрю на него сегодня, вижу, что он ерундовый, просто крошечный. Мы мечтали когда-нибудь стать чемпионами мира и одолжили настоящие лыжи для прыжков с трамплина. Но эти лыжи были 2,20 метра в длину, сильно выше нас, широкие, с пятью бороздками с нижней стороны, чтобы на разгоне лыжи было легче держать прямо. У этого трамплина были естественные зона разбега и стол отрыва: никаких искусственных элементов. Наверху была огромная ель, возле которой приходилось сходить с лыжни, чтобы ее обогнуть и затем снова впрыгнуть в обледенелую трассу на слишком больших для нас прыжковых лыжах. Однажды для моего друга это закончилось ужасно. Я стоял ниже стартовой площадки на склоне и видел, как он запрыгивает на трассу. Ему не удалось правильно поставить лыжи, а разбег было уже не остановить. До сих пор вижу, будто это было вчера, как он всю дорогу вниз пытается попасть в лыжню. Так он и мчался с трамплина боком, прямо на лес, головой вперед. Тут и там по дороге попадались валуны. Звук столкновения до сих пор отзывается эхом у меня в душе. Я нашел его с тяжелыми травмами головы, настолько ужасными, что не могу их описать. Я был уверен, что он мертв или вот-вот умрет. Он хотел что-то сказать, но не мог: у него были выбиты коренные зубы. Минуты, пока он по милости провидения не потерял сознание, показались мне мучительно долгими. Я оказался перед дилеммой: бежать в деревню за помощью, а значит, оставить его тут одного, или остаться с ним, хотя я ничем не мог ему помочь. В конце концов я решил нести его вниз, хотя он был тяжелее меня. Спуск вниз по склону был очень крутой. Мне (вернее, ему) повезло – потому что мимо как раз проезжал крестьянин с лошадью и прицепленными к ней санями. Друга доставили в больницу, он пролежал в коме три недели, а может, и поменьше, но затем очнулся и пошел на поправку. Последствий почти не осталось, хотя бóльшую часть задних зубов пришлось заменить серебряными. Кроме того, он всю жизнь потом страдал от головных болей, но только при резкой перемене погоды. Спустя несколько десятилетий, на протяжении которых мы полностью потеряли друг друга из виду, я получил
