на выход.
Стремптус обнял его за плечи, и в этом было что-то такое, словно бы Фирса приняли в большую и сильную семью. Гордость от того, что его взяли в команду искателей, скрасила на мгновение горечь разлуки. Фирс вновь воодушевился и, попрощавшись со всеми, деловито уложил кладь в повозку и уселся внутри передвижного балагана.
Фирс старался не смотреть на удаляющийся дом с зеленой крышей, из трубы которого приветливо вился дымок.
Впереди сколько глаз хватало тянулась серая мрачная дорога, упирающаяся в темную полоску густого темного леса.
Фирс вздохнул. Жалеть было нельзя. Дело сделано. Назад дороги нет.
6. Дорога Судьи
Их экспедиция состояла из четырех повозок, тянувшихся парами лошадей. В самой первой расположились Фирс и Стремптус за кучера. Тут были все съестные припасы на несколько дней вперед.
В следующей арбе тряслись клетки с тварями и их двое могучих усмирителей – Сандс и Силач Брамбульоне. Чудовища время от времени рычали и стонали, их приходилось успокаивать, но большую часть пути они вели себя смирно, не решаясь ослушаться владельца.
Третью привычно делили два цирковых эстета-недотроги, уверенные в том, что ничего на свете нет выше и могущественнее их профессий: фокусник Ишьблентий и метатель ножей, а когда нужно, и жонглер, Крипоруццио. Их повозка была самая закрытая, вместо объявлений и афиш, на полотнищах красовались угрожающие надписи и рисунки, запрещающие вход под любым предлогом.
– Запомни! Никогда не трогай мои вещи! – говорил любому Ишьблентий. – Ни-ког-да!
В самой последней, разукрашенной в разные яркие цвета, помещался карлик-клоун, очень недовольный с самого утра тем, что к нему подсели двое племянников дядюшки Стремптуса, Маур и Герштван.
– Куда я приведу красотку? – бормотал он. – Как я представлю благородной даме двух олухов, размером с дом.
Тем более олухи, занося свои чемоданы в повозку, несколько раз задели и уронили крохотные стульчики и даже удивительной резной работы комодик Варсофония, заляпали жиром страницы недочитанной клоуном книги, в общем, тем для ворчания у карлика хватало.
Дорога свернула, оставив за поворотом городишко, и цирковая процессия оказалась под навесом высоких темных вековых елей.
Здесь к дождю присоединились брызги с колючих зеленых лап, задетых краями повозок. Сырость была невыносимой. За три часа, несмотря на всю одежду, намокло, промокло и вымокло все изнутри и снаружи. Вода затекала в уши, струилась по подбородку, проникая под рубаху, капала с носа.
Здесь, в лесу, к сырости прибавилась еще одна напасть. Стало невыносимо душно. Казалось, ели стояли так плотно друг другу, что не давали проникнуть воздуху вниз, туда, где, спотыкаясь, лошади тянули повозки с путниками. От духоты тело покрывалось потом, голова кружилась, невероятно хотелось спать. Веки слипались сами собой.
Внизу, под еловыми широкими лапами совершенно было темно, как поздним
