обломками и затянута илом. Старые реки, которые текли тут испокон веков, в основном остались такими же, их русла, выложенные камнем, не изменились. Река Смоленка всё так же текла, отделяя от Острова его северную часть, которая раньше звалась островом Декабристов (сейчас она воспринималась как неотделимая его часть). А вот из прокопанных людьми каналов многие исчезли. Например, Крюков канал и канал Грибоедова. В других местах появились водные пространства и пути там, где их до Волны не имелось. Всё изменилось, даже уровень воды.
Иногда открывали форточку, потому что из-за печки комната постепенно наполнялась запахом дыма. Ветер дул с моря, и было очень свежо. Рядом с открытой форточкой дышалось легко. Хотя у всего была обратная сторона. При таком ветре, если у тебя нет крыши над головой и дров, ты и летом можешь простыть и загнуться, даже если температура не падает ниже плюс пятнадцати. Тут из-за влажности от любой температуры надо отнимать десять-пятнадцать градусов – и тогда получится то, что реально ощущаешь.
С непривычки он первое время часто болел, и даже простуда здесь была другая, более сопливая и мерзкая. Но потом организм приспособился.
Этот дом считался сухим. В зданиях, где годами стояла вода в подвале, было сыро даже сейчас, в самый тёплый месяц лета. И комары, и прочая гнусь водилась. Да и рухнуть они могли в любой момент. А их дом всё ещё был крепким, хотя железобетон давно исчерпал все сроки, на которые рассчитывался.
Говорили, что в прежние годы воды было больше. Что сразу после Бомбы (так здесь иногда называли то, что произошло в августе 2019-го) она побывала не только в подвале каждого дома, но и на первых этажах, а где-то и на вторых…
А на материке за проливом ещё хуже. Многие дома до сих пор затоплены аккурат до потолка первого этажа – вода стояла в комнатах, а жильцами были только пучеглазые рыбы. Остров был более высокой точкой, чем материк, поэтому здесь таких домов мало.
Собственно, именно проливы охраняли остров от тех, кому тут были не рады. Но в шутку эту границу все местные называли «Поребрик». Так тут звался обычный бетонный бордюр.
«Давно ли из-за Поребрика?».
«Караван из-за Поребрика привезёт бенз и дизель».
«Посмотри на его рожу, он точно за Поребриком живёт…».
«Завтра идём в рейд за Поребрик, оборвышей гонять».
Оборвышами называли тех, кто жил по ту сторону водной преграды. То есть всех остальных. Расстояние значения не имело, поскольку других настоящих русских городов, по мнению островитян, больше не существовало. Но в его присутствии Анжела это слово не произносила. Наверное, не хотела обижать. Хотя ему было по фигу.
– А не пора переходить к более близким отношениям? – произнёс Молчун, закрывая форточку, чтобы не дуло.
Он подсел к девушке поближе, но она не пустила его под плед, капризно отодвинувшись. Плед был в крупную красную клетку. Томик японского автора со смешным именем Харуки, который он ей подарил, лежал рядом на красивом
