другое, да уж теперь что грустить – кони распряжены, пьют и едят. Ничего, посидит тут час, не умрет. За соседними столами небритые рожи, в грязных руках липкие от дурного пива кружки. Но она взглядов не боялась, наоборот, искала их, чтобы встретиться глазами, чтобы видеть, как разбойники эти от ее глаз свои отводят. Отвратно ей тут было в грязи сидеть. Настроение у нее сделалось такое, что хотелось морду кому-нибудь располосовать. Думала, что кто-то из местных прощелыг к ней придет, обмануть или обворовать попробует, но нет, те отворачивались только. Принимали за благородную, наверное, побаивались.
И лишь один человек показался Агнес во всем кабаке приятным. То был господин в хорошей, но не в слишком богатой одежде. Когда он взгляд ее встретил, привстал из-за стола и, сняв берет, поклонился. Она благосклонно ему улыбнулась и кивнула головой в ответ. А подумав чуть, поманила рукой, предлагая сесть к ней за стол.
Тот сразу согласился и с кружкой своей перешел к ней за стол, кланяясь и благодаря.
– Мое имя Ринхель, кожевник и торговец кожами из Мелегана, может, слыхали про мой город, госпожа?
– Нет, не слыхала. Я Вильма фон Резенротт, поместье мое рядом с Ференбургом, – сразу придумала себе имя Агнес, отвечая ему не без гордости.
– И как там? Чума улеглась? – интересовался торговец кожей.
– Давно уже, год как. А почему вы в месте таком, Ринхель? – Тут баба принесла Агнес кружку с пивом, и та кружка была так тяжела, что девушке пришлось брать ее двумя руками. – Для купцов сие место не очень хорошо.
– Так оно не просто нехорошо, оно очень даже дурное, тут кругом разбойники. Не захромай у меня лошадь, никогда бы тут не встал. Жду теперь, когда кузнец выправит подкову. Он обещал быстро управиться.
– А куда же вы едете? – спросила Агнес, отпивая пиво.
– Везу кожи и сафьян своему партнеру в Лебенсдорф. Надеюсь до вечера там быть.
– Лебенсдорф? – обрадовалась девушка. – Как это хорошо, я же тоже туда еду, а кучер мой, дурень, дороги не знает, может, мы за вами двинемся?
– Конечно, конечно! – тоже радовался торговец кожами. Он, правда, вздрогнул, когда эта молодая и благородная госпожа провела у него перед глазами рукой. Вздрогнул, но значения этому не придал. И продолжал говорить: – Ехать туда совсем просто: по этой дороге, что идет вдоль улицы, так все на восток и на восток, к вечеру уже будет Лебенсдорф. А там я покажу вам отличный постоялый двор, не такой грязный притон, как здесь.
– Значит, все на восток и на восток? – спокойно спрашивала молодая госпожа, а сама, не таясь даже, из склянки себе на палец капала темные капли.
Прощелыги этого видеть не могли, и торговец кожами как будто тоже, хотя дело и происходило прямо пред его глазами.
– Да, госпожа фон Резенротт, прямо и прямо на восток.
Девица подняла палец и посмотрела на три темно-коричневые маслянистые густые капли, что лежали на нем. А потом вдруг спокойно опустила палец в кружку торговца кожами. И даже помешала им его
