того, я только что видела в блоке двух неизвестных. На это капитан Кукушкин мне ответил, что мне, вероятно, все почудилось. Камера не могла остаться открытой, если только я по небрежности сама не забыла ее запереть. И никакие неизвестные в блоке не могли появиться – им просто неоткуда взяться. Они мне просто почудились. Сказал и положил трубку, так что я даже не успела ничего ему возразить.
– Вы не стали звонить ему повторно?
– Нет, не стала. То есть я как раз собиралась это сделать, но тут вернулась моя напарница Лена Смирнова. Я кинулась к ней, рассказала обо всем – и об открытой камере, и о неизвестных, которые ходили по нашему блоку словно у себя дома. Под конец я предложила ей пойти вместе в камеру № 303 и посмотреть, что там случилось.
– И что ответила вам напарница?
– Она наотрез отказалась идти в камеру, а также писать общее заявление на имя начальника СИЗО. Можно же было записи с камер видеонаблюдения посмотреть! Но она мне заявила так: «Слушай меня внимательно, подруга. Сиди тихо! Никуда не ходи и ничего не пиши. Тебе Кукушкин что сказал? Что тебе все это привиделось. Вот так оно и есть. Ты просто заснула здесь, возле нашего столика, и видела сон. Забудь про него, если хочешь жить спокойно». И больше мы с ней на эту тему не разговаривали.
– А что случилось дальше?
– Дальше? А ничего не случилось. Через три часа, когда пробило шесть, пришла смена. Я сдала дежурство и ушла домой. А через два дня до меня дошли слухи, что в нашем СИЗО погибли двое заключенных. Но при этом не назывался блок, не говорилось о расследовании этого ЧП. А когда я спустя два дня вышла на новую смену, меня никуда не вызывали, ни о чем не спрашивали. Все было так, как сказали капитан Кукушкин и моя напарница Лена Смирнова: словно мне все привиделось. Я только от Сергея Борисовича, – тут Лилия Абрамова кивнула на Бельского, – узнала о том, как начальство объясняет смерть этих двоих. Что они якобы поругались и друг друга зарезали.
– А вы сами что думаете, что на самом деле произошло в ту ночь?
– Я, конечно, много об этом думала, много могу сказать. Но ведь это все одни только мои предположения. И я не хочу, чтобы они были включены в протокол.
– Разумеется, я эту часть не буду фиксировать в протоколе, – заверил женщину Гуров. – Мне просто хочется сверить свои впечатления от вашего рассказа с вашими собственными оценками.
– Ну если не для протокола, то я могу сказать, что думаю. Меня неспроста вызвали среди ночи в административный корпус. Меня туда звали вовсе не для того, чтобы бумажки подписать. В это время Смирнова впустила в наш блок тех бугаев, двух убийц. Они прошли прямо в камеру № 303 и убили Деменюка и Чердынцева. И моя напарница это все знала. Это она впустила убийц в помещение блока, открыла им камеру № 303. И капитан Кукушкин звонил по телефону, скорее всего, тоже ей. Она должна была сказать, закончено дело или нет, можно ли меня отпускать. Все у них прошло по плану, только одна накладка вышла – убийцы почему-то задержались в блоке, и я их увидела, хотя и со спины.
– Почему же в таком случае ваша напарница не
