старым богам, помогут, – отвечаю я.
– Я у вас прошу помощи! – говорит Чижик.
– А я не бог. Задаром не работаю, – усмехаюсь я.
– Я заплачу! – сдавленно воскликнул блаженный.
Усмехаюсь уже в открытую. Показывая, что я думаю о его платёжеспособности.
– Вы не понимаете! Те знания, что хранятся в том месте, могут изменить Мир!
– Охотно верю. Возможно, поэтому они в таком открытом доступе. Для всех желающих. На виду, никак не охраняются.
Уже многие ржут в голос.
– Кроме этого, – продолжаю я, – на самоубийство идти у меня тоже желания нет. Ладно, допустим, так, в порядке бреда, что я согласился. И вот ты, да я, да мы с тобой, спускаемся в Чашу. Ставки будем делать, кто из нас и сколько проживёт, и сколько мы пройдём? В шагах.
Уже хохот стоит. Народ подходит. Видно, что наша с Чижиком перепалка была им забавнее представления лицедеев и их сценок из пошлых прелюбодеяний знати.
– Ладно, без ставок, продолжим бредить. Вот нас с тобой так полюбила местная живность, что решила не замечать ни нас, ни своих урчащих желудков…
– Почему одни? – возмутился Чижик. – Я договорился с отрядом наёмников.
– Серьёзно? – удивился я. – И кто же эти благотворители? Если не секрет.
Чижик показывает. Как благородный – не пальцем тычет, а подбородком и взглядом. Вперёд выходит невысокий, но крайне корявый и угловатый мужик угрюмо-разбойничьего вида.
– Ты что-то имеешь против? – спрашивает он у меня.
Улыбаюсь широкой открытой улыбкой. Становится уже весело. Даже дракой попахивать стало. Прям на душе посветлело!
– Я? – вновь удивляюсь я, ещё шире улыбаясь. – Против? Его жизнь, ему решать, где и как её закончить. Если ему сильно тесно в его шкуре, разве я ему нянька?
Угрюмого «наёмника» зовут Кочарыш. А кучка мужиков за его широкими плечами с ним. Большинство из них его кровные братья. Тут и к энергетическим потокам приглядываться не надо, они как из-под одного штампа кузнечнопрессового повылетали.
– Слушай, малыш, а сколько с тебя запросили эти мужики? – спрашиваю я у Чижика.
Оскорбляю сразу и Чижика, и Кочарыша с братвой. И если юноша «малыша» проглотил, даже не поморщившись, то Кочарыша обращение «мужик» взбесило. Потому как на его бычьей шее висели цепи сразу и наёмника, и знатности.
– Ты что себе позволяешь, Тёмный? – ревёт он. – Я вызываю тебя на поединок!
– Видишь, книжная душа, – говорю я, усмехаясь, Чижику, – Этот выкидыш скверной свиньи даже оскорбить не может так, чтобы задело. Тёмным меня обозвал. Слышь, тупой конец дубины, а если я Тёмный? В самом деле? А? Ты бы, Чижик-Пыжик, шёл обратно в библиотеку и носа оттуда не казал. Принял душегубов за благородных наёмников! Ха-ха! Неужели ты не видишь, что цепь эта, как и части доспеха и меч с чужого плеча, под чужую руку сработаны?
– Бой насмерть! Немедленно! – ревёт Кочарыш.
– Да
