Но Гурин отлично знает, что уходить с мостика все равно нельзя. В штурманской рубке диван дает командиру отдых на полчаса, а потом – снова на крыло мостика, к машинному телеграфу.
– Курсовой сорок пять… Дистанция… Шум винтов!
Акустик сдвинул наушники на виски и заметно помрачнел.
Зеггерс передал по трубам в отсеки:
– Соблюдать полную тишину, передвижение прекратить…
Все ждали теперь нежного, как звучанье гитарной струны, позвякиванья по корпусу лодки, когда по металлу барабанит модуляция британских «асдиков». Но теперь, кажется, англичане не играли на своих страшных и чутких струнах…
– Не будем прятаться, – сказал Зеггерс, хлопнув горизонтальщика по плечу. – Отработай рулями на подвсплытие.
С глухим воем перископ пошел наверх, и своим жутким всевидящим глазом он проткнул поверхность моря.
– Шум винтов растет… идут быстро, – докладывал акустик с «нибелунга». – Даю пеленг: сто сорок пять… сто сорок… сто тридцать пять. Давать дальше?
– Не надо, – ответил Зеггерс, склоняясь у перископа.
Сначала – муть, плеск, глаз перископа выхватывал то гребень волны, то кусок неба. Цели было не видать.
– Подвсплыви еще: перископ захлестывает водой… Теперь он разглядел пролетающий в одиночку британский крейсер, который быстро входил в пересечение нитей прицела.
– «Эдинбург»! – ахнул Зеггерс и тут же опустил перископ.
– Если он дает узлов двадцать да еще лежит на курсовом зигзаге, то мы промахнемся, – сомневался штурман.
– Да нет! – почти злобно выкрикнул Зеггерс. – Он шпарит, как король на прогулочной яхте: напрямик…
Скорость крейсера обязывала Зеггерса очень быстро приготовить расчеты для атаки. Время от времени поднимая перископ, он снова кидался локтями на планшет, штурман, морща лоб, помогал ему в тригонометрических вычислениях.
– Это такой прекрасный торт, – сказал Зеггерс, – что нам не стоит жалеть сладкой подливки… Будем давать залп из всех труб! Внимание – в носовом, слушайте меня: все четыре трубы – все четыре к залпу…
В носу подлодки откинулись четыре крышки, и море, если бы оно могло видеть, сейчас увидало бы четыре тупые, как свинячьи головы, торчащие наружу рыла торпед. На залпе из четырех труб субмарину дернуло кверху носом так, что электролит из батарей плеснуло через края баков.
– Включаю, – сказал штурман и, расслабленный, сел.
Секундомер – механизм, он страха никогда не ведал.
Секунда… секунда… секунда… секунда…
– Мимо! – отчаялся Зеггерс, потянувшись к бутылке с коньяком. – Все четыре мимо, и, конечно, я не виноват: на такой скорости даже наш «папа» сплоховал бы, наверное…
Он прижался губами к горлышку бутыли, и тут рвануло двумя взрывами сразу. Зеггерс, кося глазами на стрелки приборов, делал глоток за глотком, потом протянул бутылку штурману:
