штабу островного гарнизона строжайше предписывалось отныне полностью исключить доступ местных к любой внутренней документации. Подобные категоричные предписания разослали и по другим штабам, вместе с делегациями «толмачей» для решения проблем, напрямую связанных с их исполнением.
Но этому предшествовало немало споров. Простых штабных предписаний отказаться от услуг местных и сформулировать заявки на минимально необходимый штат подобных сотрудников оказалось недостаточно. Михаила, самого рьяного сторонника немедленной коренной реорганизации правил соблюдения секретности при обработке документации, мягко упрекали в неопытности. Даже если в глаза и соглашались с ним, как-либо реализовывать его нововведения не спешили.
Продавить такое решение через все инстанции даже титулом великого князя, регента при наследнике и наместника императора на всем Дальнем Востоке оказалось не просто. На местах считали уже работающих сотрудников (по бумагам корейцев или китайцев) достаточно надежными и проверенными временем.
Изобличение многих из них как лазутчиков, имевшее место после резкого усиления сыскной деятельности специального корпуса жандармов, ситуации не изменило. Серия газетных статей, перепечатанных из столичных газет о скандале, связанном с арестом преподавателя японского языка при Санкт-Санкт-Петербургскомуниверситете Ёсибумо Курано[3] за саботаж и сотрудничество с японской разведкой, тоже. Даже после огласки на внеочередном заседании дальневосточного Военного совета последних, откровенно шокирующих данных о вскрытии разведывательных и диверсионных сетей на крупных узловых станциях и во всех приморских крепостях, нашлись те, кто усомнился.
Вслух, конечно, не высказались. Но по углам перешептывались. Виданное ли дело, чтоб священнослужители – и на содержании у японских шпионов! Да быть такого не может! Да чтобы «духовная миссия», да на деньги Священного синода и шпионские книжки печатала![4] Это уж вы хватили, любезный!
Но чаще всего объяснялось это неверие простым нежеланием менять уже сложившуюся практику. Генералы, почуяв, что власть сменилась, расслабились. А что? Пока еще Михаил в курс дела войдет… Японца уже, считай, добили. Можно и выдохнуть в ожидании заслуженных почестей. Стоит ли суетиться?
Однако новый наместник императора, несмотря на молодость, был настойчив, а местами даже суров. Хоть до повышенных тонов на грани грубости, как при Рожественском, и не доходило, но по вниманию к мелочам и требовательности в исполнении собственных распоряжений, отданных даже мимоходом, он приближался к предшественнику. К тому же и на расправу тоже скор. После пары арестов за саботаж, выражавшийся, согласно официальным формулировкам обвинения, «в умышленном нарушении сроков введения новых правил штабного делопроизводства», дело сдвинулось.
Перетасовка «обслуживающего» штабного звена оказалась далеко не единственной
В реальной истории преподаватель японского языка при Санкт-Петербургском университете Курано Ёсибумо (у японцев сначала фамилия, потом имя) по заказу наших военных составил непригодный к употреблению разговорник для армии. За 18 лет работы в университете не подготовил ни одного япониста. Несмотря на это, даже после начала боевых действий ему поступали заказы на переводы важных документов с японского и на японский. Но он их также саботировал под предлогом большой занятости работой для нашей армии. Не имея никаких претензий на свой счет от русских властей, продолжал работать в столице всю войну и после ее окончания.
В 1903 году в Японии насчитывалось 240 православных общин, насчитывавших 25 231 человека верующих при 35 духовных лицах. Из них только 3 русских. На содержание японской «духовной миссии» царское правительство расходовало 60 000 рублей в год (34 000 – Священный синод и 26 000 – Миссионерское общество). На эти деньги печатали периодику для обращения японцев в христианство. Но среди прочей литературы в 1903 году вышел «русский духовный словарь». В нем содержались весьма оригинальные вопросы: «В каком составе русские войска? Куда ушли русские войска? Сколько у русских кавалерии?» Также о прожекторах, пушках, минах, пироксилине и прочем. А вершиной «христианских выражений» в нем стало: «Не упирайся, иначе убью!» И эта книжица была не единственной, вышедшей в свет перед самой войной под эгидой японских православных общин за русские деньги!
