занятия керлингом, – потихоньку начинаю я прощупывать Арнольда.
– Да, точно, было такое. Но мы делали еще кучу всяких вещей вместе. Например, мы выстругивали деревянные свистульки. Это было своего рода соревнование: кто сделает лучшую и самую громкую свистульку. А еще отец учил нас обращаться с ножом и показывал, как лучше всего делать лук и стрелы к нему. Отец в подробностях объяснял нам, какое дерево лучше брать для того, чтобы сделать хороший лук.
– Даже и не знала, как много времени вы проводили вместе с отцом, – удивленно замечаю я.
– Я очень хорошо помню то время и все те вещи, которые мы делали вместе с отцом, – однажды он даже сделал для нас самокат с маленькими деревянными колесиками. А еще отец водил нас к плотнику, и тот прямо у нас на глазах выстругивал игрушки. Не стоит и говорить, что для нас с братом подобные походы были настоящим праздником.
Или взять хотя бы ботинки. Отец учил нас, как правильно чистить обувь, и мы с братом каждый день начищали его ботинки. Нужно было правильно очищать обувь от грязи, так как на улице было не совсем чисто и к концу дня ботинки приобретали неопрятный вид. Для того чтобы сделать все правильно, необходимо было сначала щеткой очистить подошву, затем обтереть ботинки тряпкой и поставить их сушиться. Такие вот правила у нас были.
– Но это же похоже на армейские порядки? – задаю я вопрос.
– Это точно. А помимо всего прочего, были и другие правила: чистка пояса и пряжки, к примеру, – делится своими воспоминаниями Арнольд.
– Скажи, пожалуйста, каким образом отец контролировал ваше поведение за столом? – пытаюсь я превратить монолог Арнольда в диалог.
– Ну, он не позволял нам… – начинает Арнольд.
– …класть локти на стол, – заканчиваю я его фразу.
– Локти! Это уж точно. У отца под рукой всегда был или журнал, или книга, и, как только локти оказывались на столе, тут же следовало наказание: он мог ударить по лицу в тот самый момент, когда ты уже подносил ко рту ложку с супом, и от удара еда летела непонятно куда, – басит Арнольд.
– Как же я рада, что мой отец не был таким, – не то чтобы он нас совсем не наказывал, он предпочитал нас просто учить, – добавляю я.
– Мне так обидно, что я настолько мало времени провел с отцом. Сейчас, когда я смотрю на своих родственников по линии семьи Шрайвер, то вижу, что их отец до сих пор жив. И это несмотря на то, что его детям уже по пятьдесят лет. Даже если их отец умрет в скором времени, он все равно застанет успехи своих детей. Мой же отец до этого не дожил и не увидел того, чего я добился в жизни, и это иногда расстраивает меня, – продолжает свои воспоминания Арнольд.
После разговора с Арнольдом я попыталась представить себе, каково это – чувствовать, что отец не замечает твоих усилий и не верит в тебя. Каково это – жить с ощущением того, что отец не увидел
