перед глазами мутило до тошноты.
– Метаморфопсия? Откуда? Возможно, искажение возникло из-за рубцов на сетчатке? – размышлял он сам с собой, – не пятна? – я отрицательно мотнула головой, – значит, не стекловидное тело… Есть небольшая атрофия зрительного нерва, но чтобы такой эффект…
– И что это значит? – мне было не особо интересно, одно то, что я вижу хоть что-то, наполняло меня счастьем. Против полной тьмы, которая была со мной весь год, даже эти крохи были ценнее всего на свете.
– Ладно, – Иван Иванович отложил молоточек, – поспрашиваю коллег, может, у кого было подобное. Если что узнаю, сообщу.
Глава 2
Родители, конечно, заметили. Трудно было не заметить, если дочь постоянно щурится и прикрывает ладонями половину лица. Пришлось рассказать. Мама нахмурилась, брат восхитился – сестра стала почти что суперменом, видит с трех разных мест, а папа задумчиво принялся набрасывать в блокноте эскиз очков, которые бы мне подошли и отсекли ненужные картинки. Он у меня инженер-конструктор.
Я взяла у Димки слово, что никто не узнает о моей проблеме и принялась жить, как раньше. Тем более что через неделю папа принес стильные черные очки, украшенные стразами. Внутри были маленькие вертикальные жалюзи одного размера, закрывающиеся и открывающиеся по рычагу в дужке. Жить стало намного удобнее. Я закрыла левую и правую части, оставив лишь центральную. И пусть мой обзор составлял одну треть, я была счастлива. Трость и азбука Брайля отправились в кладовку.
Наша большая угловая трехкомнатная квартира находилась на пятнадцатом этаже. Зал папа еще десять лет назад разделил перегородкой пополам, сделав нам с Димкой по две небольшие спаленки. Правда, чтобы в каждой комнате было по окну, пришлось сделать комнаты треугольными. Мне это не мешало. Узкая кровать, откидывающийся столик, угловой шкаф прекрасно вписались в треугольный интерьер. Зато вид из окна открывался великолепный – было видно Москву-реку и Университет.
В моих глазах вид тоже изменился. В первые дни я не заморачивалась о том, что вижу в левой и правой части. Просто фильтровала пейзажи, акцентируя внимание лишь на нужном. А частенько и вовсе ходила по квартире с закрытыми глазами, по привычке.
Но однажды я забыла надеть очки и столкнулась в коридоре с огромной птицей, испугавшись до судорог. Она пролетела сквозь меня, и я на секунду увидела прямо перед носом нечеловеческие круглые глаза с ярко-желтым ободком. Громко завизжав, я шарахнулась назад и упала, больно ударившись копчиком.
Конечно, я обратила внимание на то, что после переезда из больницы домой картинки в глазах изменились. Вместо верхушек деревьев, которые я видела в палате на третьем этаже, на пятнадцатом передо мной расстилался огромный лесной массив с высоты птичьего полета. Деревья были наши, местные. В основном лиственные – березы, осины липы, клены, иногда попадались ели и сосны. Больше всего поразил знакомый изгиб реки. Я без труда узнала петлю, огибающую Лужники, уходящую к Андреевскому
