я вижу! Три лета, три зимы? Ну здравствуй, Ленок-электрошок!
– Шело́м!
Игорь поцокал языком по нёбу:
– Запрещенный прием. Пусть наши предки спят спокойно. Имя им – «вечность». А мы-то с тобой пока еще здесь, в насущном дне.
– Вот-вот. И в этом насущном дне меня зовут Елена Платоновна Маяковская. Всякие там Ле́нки и Ленки́ остались в прошлом. А, значит, и и́м имя «вечность».
Игорь улыбнулся самой люциферской из всех своих улыбок. Он внимательно смотрел исподлобья.
– То есть ты мне предлагаешь называть тебя Еленой Платоновной? И что, даже по старой дружбе исключения не сделаешь?
– Сделаю. Тебе позволено называть меня просто Еленой.
Он улыбнулся шире.
– Что ж, я это запомню. И обязательно зачту тебе как-нибудь, когда будет удобный случай.
– Уж не забудь. Так я присяду?
Он медленно опустил веки, а затем так же медленно поднял их снова.
– Так и хочется пригласить тебя присесть ко мне на коленки, но ты, вероятно, по делу. А жаль!
– Ага, – сказала я, садясь в кресло напротив него.
– Ага – по делу, или ага – жаль?
Я заглянула в самые дебри его глаз и, немного помолчав, сказала:
– Что-то в воздухе запахло сказкой… Игорь Константинович, выключайте мылодраму, она уже три года как перестала со мной работать.
Игорь рассмеялся, а затем резко посерьезнел.
– Просто, Еленочка, ты стала слишком взрослая. Излишне солидная. Куда деваться бедному мужику, если он в твоем присутствии только об одном и думает, как бы не оплошать.
– Может, Игорь Константинович, это вам только кажется? Зачем судить обо всех мужиках по себе?
– Причем здесь я, мой котик. Это всего лишь общая картина. Набросал ее тебе для лучшего понимания. В порядке бесплатной консультации. Как в старые добрые времена, так сказать. Меня ведь никогда не покидает чувство сопричастности к жизням тех, кого я когда-то вскормил.
– Ой, как приятно! А я думала, ты скажешь: «кого я когда-то отымел».
– Фу, как грубо! Ты же знаешь, милок, я на дух не перевариваю такую безвкусицу. Оттого мы с тобой и разошлись.
– Я думала, что мы с тобой разошлись оттого, что я для тебя стала слишком старой. Твоя категория – до девятнадцати и младше. А уж двадцать пять плюс так вообще унизительно.
– Что ты, зайчик, дело не в этом. До девятнадцати и младше – это, конечно, всегда целесообразно. Но в случае с тобой я бы вполне мог сделать исключение. Подобное ведь тянется к подобному. Просто ты переросла все границы. А это не располагает ни к флирту, ни к чему-то более приятному. Мылодрама, как ты выразилась, с тобой возможна только в одной форме: ожидания, когда мужику намылят шею. А это не то, к чему он стремится в жизни, пойми. Даже если он полный кретин. А я к их числу никогда не относился.
