и того волнительного страха была столь сильна, что я боялся моргнуть. Ведь за этот короткий миг монстр из тьмы и мог показаться! У меня онемели пальцы, глаза жгло, словно в них песка засыпали, а ноги затекли. Но я сидел и смотрел, буравил взглядом тонкую полоску неизвестности, тщетно пытаясь войти в тот дом. И я увидел его! А когда увидел, то он словно застыл, прилип к фотографии и остался на ней. Я был поражен! Сердце колотилось, как дятел в лесу.
Я еле дождался прихода отца. Чтобы разделить с ним свою находку и спросить его, чтобы он впустил меня в тайну этого дома и фото, чтобы рассказал все его жуткие тайны!
Вечером, как было заведено, после ужина, когда мама ушла в мастерскую, отец поманил меня и, усадив на колени, взглянул на зажатый в моем кулачке артефакт. И тут все вопросы и слова будто высыпались из меня, как из решета, рассыпались по полу, и я лишь водил глазами и по-рыбьи открывал рот. Но задать тот самый вопрос не мог.
Отец улыбнулся. Я уже смутно помню его черты, и иногда от него остается лишь улыбка – немного грустная и кривая. Как у ковбоев в старых фильмах. Я боюсь, что пройдет пара лет, и кроме этой улыбки я уже не вспомню ничего. А мне бы крайне не хотелось менять отца на чеширского кота.
Так вот. Не дождавшись вопроса, отец сам начал говорить:
– Раньше не было цифровых фотоаппаратов. Нажимая спуск, я никогда не знал, что выйдет на фото до тех пор, пока в красном свете не доставал проявленную пленку и не развешивал на веревку отпечатанные снимки. Знаешь, Макс, ожидание, предвкушение, интрига – все это было у нас, и все это у твоего поколения украл прогресс.
Я не очень понял, о чем говорил отец. Меня тогда больше занимал другой вопрос. И я, наконец-то, смог выпалить:
– Где это? Кто это? – ткнул я в фото, указывая на силуэт в тени дверного проема.
Отец улыбнулся.
– Это дом, в котором я провел часть детства. А это мой друг. Славный малый, хоть и был немного диковат. Я звал его Атта. Однажды мы провели ужасно веселое лето.
– Атта, – завороженно повторил я, вглядываясь в размытый силуэт.
Имя было таким уютным, что силуэт из тьмы перестал пугать. Он был другом моего папы, а значит, не мог быть монстром. Жаль, мама тогда не увидела его, она, конечно, очень старалась, но это были поддавки. Знаете, что бы ни думали взрослые, но, когда они притворяются, мы притворяемся в ответ. Этакая игра, с взаимоуничтожением: ведь стоит высказать вслух сомнения и придется признать правду. А правда была в том, что мама считала Атту выдумкой, но не видела ничего плохого в «развитии воображения».
Этот снимок спрятан в хранилище памяти – так я зову мою коробку важных вещей. В прошлой жизни там был лишь чай, зато теперь – застывшие воспоминания. Чрезвычайно важные – «незабываемые». Даже когда коробки нет под рукой, я открываю жестяную крышку и пристально вглядываюсь… Я очень хочу узнать, кем был этот Атта. Может быть, с ним в экспедицию уехал мой отец? Одна беда – долгие
