разрешенную законом медовуху там по бутылкам разливают.
Мохито кивнул – знал. И – отчасти – поэтому плохо ладил с сородичами. Медвежья община не считала сбыт аконита или волчьих ягод серьезным грехом: хотят лисы и волки травиться – их дело. Горожане не осуждали сельских жителей, производивших ядреную медовуху, некоторые торговали разнообразной продукцией, некоторые делали вид, что ничего подобного не существует. Но все, как один, сторонились сотрудников правоохранительных органов. У кого-то родич на одном хуторе, у кого-то свояк на другом… лучше не болтать лишнего, чтобы не подставить.
– Будут рейды. Для того отряд и создают. Волкам-то все равно, а ты потеряешь шанс медведицу сосватать, если какая-то приглянется.
– Этого шанса никогда не было, – отмахнулся Мохито. – Меня всемером в переулке отдубасят, если я к кому-то из пещерниц попробую подойти. О чем еще подумать?
– А тогда больше и не о чем, наверное, – пожал плечами Анджей.
– Если не сработаешься с сослуживцами или рассоришься с начальством, я тебя назад возьму, – пообещал Деметриуш. – Не за море переезжать придется, пять автобусных остановок. Соберешь авоськи и вернешься в общагу. Никаких проблем.
– Я подам заявление.
– Мохито! – оглушительно завопил Йонаш, заглянувший в кафетерий. – У Катарины зуб прорезался!
– Счастье-то какое, – пробормотал Деметриуш. – Шольт всему отряду этим зубом мозги вынес. Как в первый раз.
– Вероятно, Йошу нянчил, не приходя в сознание, а теперь спохватился, очнулся. Говорят, брошюрки для молодых родителей читает, – усмехнулся Анджей.
Йонаш швырнул рюкзак возле стола, с грохотом подтащил пластиковый стул, помахал Снежке, уселся, затрещал:
– Папа ночью собирался «Скорую» вызывать, думал, что врач ошибся и это простуда. Ханна сказала: «Подождем до утра». Катя заснула, а утром зуб! Папа говорит – я был беспроблемный. А с Катей все не так.
Мохито почувствовал, как молоко, которым он неосторожно запил речь Йоши, встало поперек горла. Беспроблемный? Наверное, у Шольта что-то с памятью случилось после женитьбы. Провалы образовались.
– Папа говорит – сегодня устроим зубную вечеринку. Дядя Анджей, дядя Деметриуш, вы придете?
– Куча дел.
– Очень много дел!
Завершающее: «Не получится» полковник и подполковник произнесли хором.
– А ты?
Йонаш уставился на него умоляющим взглядом. Мохито кивнул, подавляя желание сослаться на занятость. Посиделки в очередной раз заставят почувствовать себя лишним. Чужаком, которому нет места у семейного очага. И, в то же время, хотелось с кем-то обсудить возможный переход в другой отряд, а друзей, кроме Шольта, он не нажил.
– Хорошо! – Йонаш искренне обрадовался. – Я скажу Ханне. Попросить, чтобы она испекла тебе шарлотку?
– Ни в коем случае! Пусть Катарину нянчит. Куплю торт, чтобы не с пустыми руками.
В списке дел, которые надо было сделать до вечера, появился новый пункт – купить открытку-конверт с более-менее подходящей надписью и вложить в нее купюру. Интересно, есть ли открытки: «С первым зубом»?
– Мохито! – Окрик раздался из открывшейся двери. – К майору! План разминирования полигона утверждают.
Мохито встал из-за стола, попрощался и отправился в часть. По пути он чувствовал, как отступает напряжение, сковывавшее тело – расплата за визит в кафетерий Ханны, на территорию счастливого семейства. Он запрещал себе злиться, но это не очень хорошо получалось. Ханна разбила его маленькую стаю, сманила Шольта и Йошу, привязала к себе пирожками, а теперь и крошечной висицей Катариной. Мохито чувствовал себя обкраденным и ненужным. Первое Изгнание Демона Снопа – сразу после свадьбы Шольта и Ханны – он встретил в непривычном одиночестве, еще не понимая, что это навсегда. Поначалу ему казалось, что все вот-вот вернется на круги своя: Йоша прибежит из школы, затараторит, жалуясь на учителей и одноклассников, Шольт загрохочет кастрюлями, проведет инспекцию холодильника, тайком выльет суп. Шли дни, со скрипом проворачивалось колесо года, промелькнул День Сева, за ним Зажинки, неумолимо подступило Сретение, а через осенний праздник – снова Рождество и Изгнание.
Одиночество стало невыносимым и необходимым одновременно – соседи по общаге начали раздражать до зубовного скрежета, хотя встречи происходили только на лестничной площадке. Мохито чувствовал, что завяз в паутине ревности и лицемерия. Он ждал редких ночевок Йоши, исправно дарил подарки ему и Катарине, поздравлял Шольта и Ханну со всеми праздниками. И, каждый раз, после вечера в гостях, давал себе слово уехать в столицу, перестать подбирать крошки чужого счастья.
Перевод в другой отряд давал возможность разорвать замкнутый
