окончательной справедливости? Неужели в этом заключается пафос самого Булгакова?
Оставаясь в рамках предложенной в эпилоге альтернативы, читатель оказывается в положении человека, утратившего ориентиры.
Это происходит потому, что даже если читатель готов воспринимать образы чертей как иносказание, символы и метафоры, то события убийства Берлиоза и барона Майгеля – это все-таки не иносказания и метафоры, а реалистично изображенные обезображенные трупы, как, например, описание расчлененного тела Берлиоза в морге, или обгоревшие кости барона Майгеля – это не мистика, а равная самой себе эмпирическая и жуткая реальность. Отсюда и такое большое количество страстных споров вокруг романа.
Но мы исходим из гипотезы, что альтернатива, предложенная в «Эпилоге», ложная и провокационная, так же как и противостояние карательных органов шайке Воланда. Нелишне задать вопрос, для кого писался отчет следствия о жутких и скандальных событиях, произошедших в Москве. Кто же был читателем этого отчета о вопиющей неудаче карательных органов, не сумевших захватить преступную банду?
В 30-е годы спецслужбы не отчитывались ни перед парламентом, ни перед гражданами, ни перед прессой; единственный человек, которому представлялся отчет о расследовании убийства главы всех московских писателей и исчезновении всех руководителей московского театра, мог быть и был лично генсек Сталин. И этот отчет не вызвал его царственного гнева и голова лучшего следователя Москвы не полетела с плеч?! Это могло быть лишь в том случае, если выводы следствия удовлетворили самого верховного властителя. Как выводы Афрания, лучшего следователя Ершалаима, о мотивах убийства Иуды и полный провал в деле разоблачения его убийц вполне удовлетворили Понтия Пилата, наместника римского императора.
Мы думаем, что Булгаков в своем романе дал ключи для ответа на вопрос: «Кто же убийца?», но в отличие от классического детектива, в котором знаменитый следователь всегда приводит расследование к триумфу, автор «Мастера и Маргариты» не наделил «одного из лучших следователей Москвы» способностью раскрыть преступление. Мы уверены, что, по мнению автора, следствие обязательно должен провести сам читатель.
С одной стороны, обозначен и всячески подчеркнут вопиющий абсурд, который загоняет разум в тупик и провоцирует искать выход из тупика. С другой стороны, детали и факты, нужные для построения реалистического нарратива, разбросаны по всему пространству романа, а сам роман представляет собой перемешанные фрагменты разных повествовательных линий. Такое построение требует специальных усилий по собиранию нужных деталей для складывания их в осмысленную картину мира.
Специфической особенностью московских глав является невероятная «населенность» романа; при множестве микросюжетов со своими героями автором обозначены огромные «пустые пространства», пропущенными оказываются большие фрагменты действительности.
