посуда, на полу – пустые бутылки из-под виски и джина…
Пока инспектор осматривал другие помещения, я прошла в кабинет. На каминной полке я заметила фотографию в облупившейся рамке. Это была свадебная фотография Эдгара и Анны. Как странно, что, уезжая, он не взял её с собой. С фотографии на меня смотрела хрупкая чернокожая девушка в скромном подвенечном платье. Тёмные волосы стянуты в тугой пучок, никаких украшений, ни даже цветов. Она так крепко прижалась к жениху, словно боялась его потерять. Рядом с высоким статным Эдгаром, с его орлиным профилем и уверенным взглядом, она, действительно, смотрелась гадким утёнком. Только огромные чёрные глаза её выделялись на худом лице. Я взяла фотографию в руки, чтобы получше рассмотреть лицо девушки, и чуть не вскрикнула – стекло неожиданно хрустнуло и тонкая паутина трещин скрыла изображение.
"Какой страшный дом! Надо поскорее найти этот проклятый дневник и убираться отсюда…" – подумала я, осторожно вернув фотографию на полку. Я принялась искать, где может быть спрятан дневник, но ключик из конверта не подходил ни к ящику письменного стола, ни к дверце книжного шкафа. Какой замок можно было открыть этим маленьким почерневшим от времени ключиком?
В который раз я обшаривала взглядом мрачную комнату. И только снова взглянув на каминную полку, вздрогнула от неожиданности – рядом с фотографией Эдгара и Анны стояла небольшая шкатулка из тёмного дерева. Как я могла её не заметить? Готова поклясться, что, когда я брала фотографию, никакой шкатулки на полке не было!.. Неуверенно ступая, я вернулась к камину. Шкатулка была старинная, из почти чёрного дерева с вырезанными на крышке буквами А и Л. Дрожащими руками я взяла шкатулку и поставила её на стол. Ключик подошёл сразу. Подняв массивную крышку, я увидела дневник. Это, без сомнения, был он – очень старый, потёртый дневник, весь исписанный мелким, дрожащим почерком. Первая запись повергла меня в оцепенение:
"13 декабря 1999 г., Виндфилд. Она мне позвонила где-то в 10 утра. Сказала, что не простит и не вернётся, но не оставит меня никогда. С похмелья я ничего не мог понять, пока не вспомнил, как ударил её накануне и она уехала в ночь… Полиция мне не верит. Они говорят, что она разбилась в полночь, что она НИКАК не могла мне звонить!"
Мне вдруг показалось, что в старом доме странно трещат половицы, словно кто-то осторожно по ним ступает, да и ветер зловеще завывает в дымоходе, будто стонет… Хорошо, что в этот момент в дверном проёме появился Роджерс.
– Инспектор, пожалуйста, давайте выйдем на улицу, меня мутит от пыли! – мне захотелось скорее вырваться из этого жуткого дома.
Свежий воздух немного привёл меня в чувства. Отдышавшись, я показала дневник Роджерсу.
– Я понимаю, инспектор, что для вас это вещественное доказательство. Но мне необходимо внимательно прочесть весь дневник. Надеюсь, вы не против? Я сообщу вам сразу, если найду что-нибудь важное.
– Я не против, мэм, буду признателен, если вы сделаете это, – ответил Роджерс
