свобода составляет необходимое условие нравственности, так же как нравственность есть условие свободы.
Чичерин отмечает, что нравственный закон – это предписание делать добро, действовать на пользу ближних. Этот закон, освящаемый религией, истекает из разумной природы человека, а разум в человеке есть именно сознание общих начал. Нельзя не согласиться с мыслителем в том, что как разумное существо, человек должен действовать по общему закону и для общих целей, потому что общее сознание составляет связь между людьми; общие цели достигаются совокупными силами людей, а разумно-духовная природа человека развивается только в общении с другими. Несомненно: жизнь духа состоит в общении разумных существ, поэтому деятельность на пользу других составляет обязанность человека, как разумного существа. Эта обязанность нравственная.
Но разумное существо есть и существо свободное. Чичерин подчеркивает, что нравственный закон не есть закон физической необходимости; он обязателен для человека, как для свободного существа, которое исполняет закон не по внешнему принуждению, а по собственному внутреннему самоопределению. Нравственным называется только то действие, которое исполняется свободно, а не то, которое вынуждено.
Действительно, обязательная сила нравственного закона основана на свободном сознании долга. «Это сознание не ограничивается умственной сферой; оно охватывает все существо человека, который имеет и чувства, побуждающие его действовать на пользу ближних. Основное нравственное чувство есть любовь. Нравственный закон есть закон любви, а любовь не вынуждается: она составляет явление свободной души человека»[70]. Чичерин был близок Канту, который рассматривал право и нравственность как два разных типа этики: «этику справедливости» и «этику добродетели». Различие между правом и нравственностью определялось Чичериным как качественная разница между законом «правды» (юридической справедливости) и законом любви. Закон правды требует воздавать каждому свое, тогда как закон любви предписывает человеку жертвовать собой во имя ближнего. В отличие от закона правды закон любви не может быть принудительным: «…и осознание и чувство соединяются в нравственном акте, которым человек, по внутреннему побуждению, решает, что добро и что зло. Это внутреннее решение есть голос совести, которая, как явление разумносвободной личности, свободна по самому своему существу. На нее не может простираться никакое человеческое действие»[71].
Чичерин приходит к выводу, что нравственный закон обязывает, но не принуждает; государственный же закон обязывает и принуждает. Государственный закон не может быть основан на чистом нравственном законе: «надобно, чтобы к последнему присоединился юридический, имеющий принудительную силу, действующий и помимо совести, – рассуждает Чичерин. – Юридический же закон истекает из существа свободной воли; им определяются и разграничиваются права. Этот закон получает высшее нравственное значение,
Чичерин Б. Н. Общее государственное право. М., 2006. С. 25.
Там же. С. 26.
