называет «позициональностью» и характеризует ее как «основную черту его сущности, которая делает тело положенным в его бытии»[129]. Плеснер различает позициональность животного и человека: если позициональность животного центрична, то позициональность человека эксцентрична: «Если животное соотносится с окружающим его миром из центра, то человек всякий раз покидает этот центр… Это особое отношение к миру, когда индивид испытывает себя то как переживаемую плоть, то как тело, которое оказывается на дистанции и противостоит самосознанию»[130]. Итак, «двуаспектность» человека, или его «эксцентрическая позициональность», заключается во взаимной обособленности и противоречивости различных форм организации человеческого существования – тела и плоти, выражаясь в непространственном, вневременном характере человеческого бытия: «В качестве Я, которое делает возможным полный поворот живой системы к себе, человек находится больше не в здесь-и-теперь, но “за” ним, за самим собой, вне какого-либо места… в ничто, он растворяется в ничто, в пространственно-временном нигде-никогда»[131]. Какова же в данном контексте интерпретация Плеснером идеи свободы?
Можно утверждать, что эксцентричность, наряду с такими характеристиками человеческого существования как самосознание, рефлексия, «сотворенность», или искусственность, «несвязанность» средой, или «неприкованность» к естественному существованию, выступает в философии Плеснера синонимом понятия свободы. Потому что во всех этих случаях характеристика человеческого бытия как свободного означает рассмотрение человека как существа рефлексирующего, которое выступает для самого себя «зрителем» – «Я» – по отношению к собственной внутренней жизни: «Эта рефлексивность дана без бессмысленного удвоения субъектного ядра, исключительно в смысле позициональности… Хотя и на этой ступени живое существо растворяется в здесь-и-теперь, живет из середины, но оно уже осознает центральность своего существования. Оно… знает о себе… и тут оно есть Я, располагающаяся “за собой” точка… которая, будучи свободна от возможного осуществления жизни из собственной середины, образует зрителя по отношению к сценарию этого внутреннего поля, полюс субъекта, который больше нельзя объективировать и опредметить»[132]. При этом Плеснер подчеркивает, что взаимоотношение «зрителя» и его внутренней жизни не только противоречиво, но и необходимо, и заключается в их взаимной обусловленности, которая, в свою очередь, выступает для них структурным условием. «Будучи вне места и вне времени… он (человек – Н. И.) делает возможным переживание себя самого… и как стояния вне себя… Он положен в свою границу и потому преступает ее…»[133].
Подобная динамика отношений тела и плоти делает существование человека по определению внутренне расколотым, конфликтным. Плеснер называет его «разрывом», «зиянием» и даже «пустым»: «Для него (человека – Н. И.) резкий переход от бытия внутри собственной плоти к бытию вне плоти
Там же. С. 115.
Руткевич А. М. Философская антропология // История философии: Запад – Россия – Восток. М., 1999. Кн. 4. С. 115–116.
Плеснер Х. Ступени органического и человек // Проблема человека в западной философии. М., 1988. С. 126.
Там же. С. 124.
Там же. С. 126.
