балансировала на группе огромных камней. Она всегда любила опасность, его Селин. А у него перехватывало дух от мысли, что она не сможет удержать равновесие. Антуан разрывался от необходимости приглядывать за сыном и желания быть рядом с Селин, подстраховать от возможного падения внизу, со стороны моря, где волны приветливо обнимали желтоватые громады камней. Вечерами, когда полуденный зной чуть спадал, они сидели на принесенном покрывале, жевали шоколад и сухое печенье и временами обнаруживали на черной воде блики огней вылетающих самолетов. Матье подскакивал и бежал вдоль берега, пытаясь догнать ускользающее пятно света.
В дне сегодняшнем взгляд цепляло иное. На пляжах под ногами там и тут попадались бурые комья полусгнивших водорослей, такие же неприятные и бесформенные, как его полусгнившая жизнь. Его несчастье подсвечивалось солнечными лучами. Даже в хороший день, когда горе чуть ослабляло свой поводок, и Антуан разглядывал морскую пену, омывающую береговую гальку, внезапно налетала грусть. Рокот моря напоминал плач. Средиземное море проливало слезы. Десятки, сотни мигрантов из Африки умирали при крушениях утлых рыболовецких суденышек, потому что пытались пересечь границу. Границу старой и новой жизни. Малахитовые волны скрывали печальную реальность. Смерти, всюду смерти…Антуан тоже чувствовал себя мигрантом. Только в отличие от них он не надеялся на лучшую жизнь.
Антуан родился и вырос в Марселе, вдыхая запахи свежей рыбы, горячего хлеба и лавандового мыла, поэтому с полным на то основанием считал себя южанином.
Когда его доходы композитора позволили, он приобрел для своей семьи двухэтажный дом под Ниццей. Дом, который по весне утопал в сиреневых гроздьях глицинии. Дом, где они были счастливы. Дом, ставший могилой для Селин и Матье. Сейчас его предстояло продать с большими убытками. Кто захочет в нем жить после пожара и гибели людей?
В конце августа он приземлился в Лионе. В одном из множества почти одинаковых городов его бесцельного путешествия. Печальное солнце клонилось к линии горизонта. Выходя из терминала аэропорта Лион-Сент-Экзюпери, Антуан подумал, что это знак. Его нельзя было назвать религиозным человеком, хотя в существование Бога, святых и высших сил он верил, так же как верил и в приметы, и в сны. Подобное противоречие нисколько его не смущало. Антуан всегда задавал себе экзистенциальные вопросы, на которые почти не существует ответов. Жизнь показывала знаки, нужно было их увидеть или услышать. В этот раз Сент-Экзюпери, в честь которого назвали Антуана, подмигнул ему с далеких небес. «Ту-тух-тух» – подпрыгивало сердце, Делилль сказал вслух: «Да-да, я услышал». Девушка, размахивающая зеленой сумочкой на пару шагов впереди Антуана, с улыбкой повернулась. Ей показалось, что симпатичный незнакомец обратился к ней. И тогда Антуан осознал, что произнес слова вслух.
Решение обосноваться в Лионе далось легко. Город покорил его своим разнообразием. Разноцветная мозаика несовместимых частей делала его похожим на общество, похожим на музыку, в которой прослеживалась
