опозданием, хотя попытки воздухоплавания предпринимались и здесь, причем еще в давние времена. Известно, что в царствование Ивана Грозного «некий смерд Никитка, боярского сына Лупатова холоп» совершил полет при помощи какой-то машины вокруг Александровой слободы, но за это был казнен, а прибор его был сожжен. В 1729 году кузнец ЧерникГроза летал в окрестностях Ряжска на самодельных крыльях. Он «летал так, мало дело ни высоко ни низко, устал и спустился на кровлю церкви, но поп крылья сжег, а его едва не проклял»30. В 1731 году в Рязани «при воеводе подъячий Нерехтец Крякутной фурвин сделал, как мяч большой, надул дымом поганым и вонючим, а от него сделал петлю, сел в нее, и нечистая сила подняла его выше березы, и после ударила его о колокольню, но он уцепился за веревку, чем звонят, и остался тако жив. Его выгнали из города, он ушел в Москву, где хотели его закопать живого в землю или сжечь»31.
Просвещеннейшая государыня императрица Екатерина Алексеевна, хотя и проявила очевидный интерес к первым опытам воздухоплавания, тем не менее отказалась пустить в Россию французского аэронавта Бланшара для проведения показательных полетов. По повелению императрицы французу сообщили «об отложении такового его намерения, ибо здесь отнюдь не занимаются сею или другою подобною аэроманиею, да и всякие опыты оной, яко бесплодные и ненужные, у нас совершенно затруднены»32.
Первый в России показательный полет на воздушном шаре состоялся уже при императоре Александре I. 20 июня 1803 года французский аэронавт Гарнерен в присутствии всех членов императорской фамилии поднялся в небо Санкт-Петербурга со двора 1-го Кадетского корпуса.
18 июля того же года он повторил полет, на этот раз в компании генерала Львова. А первым самостоятельным русским воздухоплавателем стал штаб-лекарь Кашинский, демонстрировавший полеты в Москве 24 сентября и 1 октября 1805 года.
«Хлестаков» в роли дипкурьера
Работая в тот день в Архиве внешней политики Российской империи с документами по истории русско-французских отношений в XVIII веке, я, признаться, менее всего думал о Николае Васильевиче Гоголе и его литературном «крестнике» – Иване Александровиче Хлестакове. Все мое внимание было сосредоточено на изучении переписки русского посланника во Франции И. М. Симолина с вице-канцлером графом И. А. Остерманом за 1789 год.
Однако неожиданно попавшийся среди прочих бумаг документ под благозвучным названием «канцелярская цидула» на некоторое время отвлек меня от темы исследования, дав лишний раз убедиться в бессмертии Хлестакова как явления русской жизни. Во всяком случае, найденный мною документ неопровержимо свидетельствовал о том, что «Хлестаков» успешно дурачил простодушных провинциальных чиновников еще за сорок семь лет до своего литературного рождения (1836 год) и даже за двадцать лет до рождения самого Николая Васильевича (1809 год). К тому же, если верить документу, в роли простака, снабдившего деньгами авантюриста, выступил не созданный воображением
Цит. по: Новый энциклопедический словарь // Ф. А. Брокгауз, И. А. Ефрон. Т. 4. Ст. 465.
Там же. Ст. 455 – 456.
Там же. Ст. 456.
