все козни литовских аристократов.
Впрочем, и польские аристократы в отличие от значительной части шляхты не горели желанием видеть Ивана на престоле. Они опять пустили в ход прежние методы, начав уверять царя в своей преданности и в желании избрать его королем, а на деле стремясь к прямо противоположному. Гнезненский архиепископ Яков Уханский, глава Речи Посполитой во время бескоролевья и сторонник Генриха Валуа, передал Елчанинову образцы грамот, какие царь должен прислать духовенству, вельможам, всему рыцарству и каждому вельможе в отдельности. Поляки и русские, писал архиепископ, будучи одного племени славянского или сарматского, должны, как братья, иметь одного государя. Виленский каштелян Ян Ходкевич, известный своей непримиримой враждой к Ивану, явился однажды тайком, ночью, на свидание к московскому гонцу и заявил ему, что вся Литва только и ждет к себе царя на государство, причем он изложил условия, на каких могло бы состояться избрание Ивана. Трудно, говорил хитрый вельможа, принять литовцам условие наследственности короны в потомстве царя; трудно также отступиться им от Киевской и Волынской земель, которые царь хочет присоединить к своему государству; наконец, трудно им согласиться и на то, чтобы царя венчал московский митрополит. Но если Иван откажется от этих требований, выбор его обеспечен. Преданность Литвы царю, говорил Ходкевич, так велика, что царь может отправить посольство в Литву и без опасной грамоты.
В задачу Ходкевича входило прежде всего обезопасить от притязаний Московского государства Ливонию, которой он управлял. Тем более что на верность самих жителей Ливонии Речь Посполитая положиться никак не могла – многие ливонцы готовы были подчиниться Магнусу, который, при поддержке Ивана, вел войну со шведами, надеясь отторгнуть в свою пользу шведскую часть Ливонии.
Как бы в оправдание польских опасений за судьбу Ливонии в это время пришло известие, что Магнус, имея в своем распоряжении московское войско (12 000 человек), завладел городом Перновом, принадлежавшим Речи Посполитой. Противники кандидатуры Ивана увидели в этом результат уговора царя с его сторонниками в Литве и Польше; они думали, что Иван решил действовать угрозой, дабы провести свою кандидатуру.
Результатом всего этого стало, что сенаторы Речи Посполитой не дали Елчанинову опасной грамоты для царских послов. Но в то же время в грамоте, которую отправили с Елчаниновым, опять просили Ивана о мире.
Все это укрепило недоверие Ивана; с другой стороны, сведения, добытые Елчаниновым, давали надежду на то, что выбор его в короли еще возможен. Тут заметим, что и польская, и литовская шляхта и после стенжицкого съезда относилась сочувственно к кандидатуре царя; кроме того, папский нунций, отстаивавший интересы австрийского двора, готов был поддержать притязания Ивана, ибо у него мелькнула мысль о возможности обращения царя в католичество, когда он сделается королем Речи Посполитой.
С другой стороны, успеху царя вредили
