это возможно? Темный морок хранит людей.
Данияр покачал головой:
– Если в серую краску бесконечно добавлять черноту, она рано или поздно превратится в эту черноту.
Катя медленно опустилась на стул:
– Все беды обрушились на головы, говоришь? Не хочешь ли ты сказать, что Темновит заполучил Гореславу? Что еще могло ослабить темный морок?
– Как свет – противоположная сторона тьмы, так и вы с Гореславой – две стороны одной силы. Перейди одна из вас на службу какому-то из мороков – мир изменится до неузнаваемости.
Мама говорила ей об этом давно, когда пыталась объяснить, зачем Катю оторвали от дома, спрятали в мире людей.
– Отец будет просить найти Гореславу?
Данияр задумчиво кивнул.
– Кажется, ты единственная, кто сможет это сделать.
Милану не отпускало чувство беспокойства. Даже оказавшись в своей комнате, она озиралась по сторонам, будто эта странная девочка могла и здесь выскочить из темноты со своими странными вопросами и безумными глазами. Устроившись на кровати, Милана с опаской поглядывала в окно: ей всё мерещилось, что за ним кто-то стоит и смотрит на нее из темноты. Она так и заснула – сидя, с включенной настольной лампой. Ее разбудил шум в коридоре. Были слышны торопливые шаги, а из кухни потянулся приторный запах лекарств.
Девочка встала, приоткрыла дверь: мама суетилась на тесной кухоньке – что-то торопливо искала, роясь в ящике. Рядом с ней на стуле стояла спортивная сумка, заполненная нехитрыми вещами: махровое полотенце, тапочки в полиэтиленовом пакете, цветастый халат и ночная сорочка с незабудками.
– Мам, ты что?
– Бабушке плохо, – не оборачиваясь, прошептала и всхлипнула. – Скорую вызвали.
– А сумка для чего? – Милана знала, конечно, ответ, но он не укладывался в голове – с бабушкой они виделись всего несколько часов назад, она была здорова и ни на что не жаловалась.
Мама оглянулась через плечо:
– Если скажут, что госпитализировать надо… Милана, принеси ее зубную пасту и щетку, положи в сумку.
Милана побежала к умывальнику, схватила зубную щетку и пасту и рванула назад. На обратном пути заглянула в комнату бабушки – та лежала, положив натруженные руки поверх одеяла, дышала тяжело, прерывисто, выпуская из груди тонкий и протяжный свист.
Девочка проскользнула в комнату.
– Бабуль, – тихо позвала Милана.
Бабушка приоткрыла глаза, посмотрела мутно прямо перед собой, будто и не увидев девочку. Та подошла еще ближе, коснулась руки женщины – кожа оказалась холодной и липкой от пота.
– Бабуль, ты как? – она легонько сжала пальцы бабушки, надеясь, что та почувствует ее присутствие.
Рука соскользнула с одеяла, перевернулась ладонью вверх. Милана ахнула и отпрянула, невольно отдернув руку, – подушечки пальцев потемнели и покрылись тонкой сеткой воспалившихся капилляров. Ладонь отекла, став будто восковой.
– Милан,
