дышали каким-то жутким величием. Кейн стоял к нему ближе Гулки, но, казалось, пуританина зверь попросту не замечал. Маленькие горящие глазки смотрели только на гиганта туземца. Он приближался к нему враскачку, странной походкой, какой у людей не бывает…
Далеко-далеко в ночи нашептывали барабаны – вполне подходящий аккомпанемент этой драмы, достойной каменного века. На середине поляны стоял дикарь, вооруженный копьем, а из джунглей на него надвигалось нечто воистину первобытное, кровожадное, с налитыми кровью глазами. Дикий воин оказался лицом к лицу с созданием еще более диким. И вновь Кейну в уши зашептали призраки воспоминаний: «Ты видел все это раньше. Давно. Очень давно. На рассвете человечества, когда люди и зверолюди оспаривали первенство на этой земле…»
Гулка начал пятиться прочь – вернее, не пятиться, а отходить вбок, описывая полукруг. Он двигался, низко пригнувшись, копье грозило противнику. Он пустил в ход все свое искусство охотника, чтобы обмануть гориллу и убить самца одним быстрым ударом. Сколько он охотился на горилл, но ни разу еще не встречал подобного чудища. Страха по-прежнему не было, но некое сомнение все же закралось.
Что касается самца, он даже не пытался маневрировать или хитрить. Он просто шел прямо вперед. Прямо на Гулку.
Откуда было знать чернокожему охотнику, откуда было знать англичанину, оказавшемуся в роли стороннего наблюдателя, о его звериной любви? И о звериной ненависти, погнавшей чудовищного самца за много лиг от лесистых холмов севера, по следу истребителя его племени? По следу убийцы его подруги, чье бездыханное тело свисало теперь с крыши деревенской хижины?..
Конец наступил внезапно. Зверь и полузверь были уже в двух шагах один от другого, когда самец с громовым ревом рванулся вперед. Громадные мохнатые лапы легко отмели в сторону копье, метнувшееся навстречу. Сграбастали… Звук раздался такой, как будто разом переломилась целая охапка ветвей. И Гулка молча осел наземь, чтобы остаться лежать с неестественно раскинутыми руками, ногами и переломанным телом. Самец остался стоять над ним, точно неподвижная статуя какого-нибудь первобытного победителя…
Кейн слышал, как далеко-далеко переговаривались барабаны. «Душа джунглей, душа джунглей…» Эта фраза засела в его сознании, безостановочно повторяясь.
Трое, этой ночью стоявшие во славе перед ликом Черного бога, – что с ними сталось? В далекой деревне, откуда доносились голоса барабанов, мертвым лежал Сонга, царь Сонга, когда-то распоряжавшийся чужой жизнью и смертью, а ныне сам превращенный в окоченелый труп, с лицом, навеки застывшим в гримасе потустороннего ужаса. А здесь, на поляне посреди глухих джунглей, рухнул навзничь тот, за кем Кейн прошел несчитаные лиги по морю и по суше. И Гулка, охотник на горилл, лежал у ног своего погубителя, лежал, уничтоженный той самой дикой силой, которая делала его истинным сыном своей мрачной страны… которая и свела его наконец в могилу.
«А Черный бог по-прежнему правит, –
