он достигал вершины, один из надсмотрщиков вынимал из рамы чеку, освобождая барабан, который разматывался под весом молота, и молот, устремившись к земле, дробил камни, непрерывно засыпаемые из принесенных за плечами на гору корзин.
Люди собирали дробленый камень, наполняли им другие корзины и несли по другим протоптанным тропам на площадку, где другие рабочие толкли их в ступках, чтобы потом промыть в воде из ручья, отведенного в каскад желобов и откосов, и выделить крупицы содержавшегося в пыли золота.
– Это Пангейские копи, – объяснил Филипп. – На это золото я вооружил и экипировал наше войско, построил наши дворцы, воздвиг мощь Македонии.
– Зачем ты привел меня сюда? – спросил Александр, глубоко потрясенный увиденным.
В это время один из носильщиков рухнул на землю под копыта его коня. Надсмотрщик убедился, что раб мертв, и кивнул двоим другим несчастным, которые поставили свои корзины на землю, взяли умершего за ноги и отволокли прочь.
– Зачем ты привел меня сюда? – повторил Александр, и Филипп заметил, что в помрачневшем взгляде сына отразилось свинцовое небо.
– Ты еще не видел самого худшего, – ответил царь. – У тебя хватит духу спуститься под землю?
– Я ничего не боюсь, – заверил его юноша.
– Тогда следуй за мной.
Царь соскочил с коня и пешком подошел ко входу в одну из пещер. Встретивший его надсмотрщик сперва было схватился за плеть, но вдруг ошеломленно замер, рассмотрев на груди золотую звезду Аргеадов.
Филипп ограничился одним жестом, и надсмотрщик вернулся назад, взял светильник и проводил посетителей под землю.
Александр последовал за отцом, но, едва войдя, почувствовал, что задыхается от невыносимого запаха мочи, пота и человеческих экскрементов. В этой тесной кишке, где постоянно отдавались удары железной бабы и слышалось тяжелое дыхание рабов, их кашель и предсмертные хрипы, приходилось сгибаться – в некоторых местах почти пополам.
Надсмотрщик то и дело останавливался в местах, где толпились люди с кирками, добывая ценный минерал, или же у глубокой, как колодец, ямы. На дне каждой такой ямы неуверенно дрожал слабый свет лампы, освещая костистую спину и руки копошащегося там скелета.
Иногда, услышав приближающиеся шаги и голоса, раб поднимал голову, и тогда Александр видел перед собой искаженную маску усталости, болезней и ужаса перед жизнью.
На дне одного из таких колодцев он увидел труп.
– Многие кончают с собой, – объяснил надсмотрщик. – Бросаются на кирку или вгоняют в себя зубило.
Филипп обернулся, чтобы посмотреть на Александра. Тот молчал и не выражал никаких чувств, но на его глаза опустилась смертная ночь.
Пройдя сквозь гору, они вышли из противоположного склона и нашли там ожидавших их коней и эскорт.
Александр не отрывал глаз от отца.
– В чем их вина? – спросил он, и его лицо побледнело, как воск.
– Ни
