глазах сменяются изумлением, когда он выслушивает мою исповедь. Аббат совершает обряд соборования у постели умирающего племянника; его руки легонько, подобно крылышкам колибри, касаются лба, век, губ и ладоней Джейми. Безмолвие полутемной часовни, где я так страстно молилась за его жизнь и где мои молитвы услышали.
Однажды я проснулась среди ночи и увидела, что Джейми стоит у моей кровати – мертвенно-бледный, обнаженный и дрожащий от холода. Он едва держался на ногах, но к нему вернулась жажда жизни и упрямая решимость, которые с тех пор ни разу его не покидали.
– Ты вспоминаешь Фейт? – Я непроизвольно потрогала живот. Джейми так и не увидел дочь, только чувствовал, как она пинается изнутри.
Он поцеловал меня в лоб и посмотрел в глаза.
– Конечно. Почему ты спрашиваешь?
– Просто хотела, чтобы ты рассказал мне еще немного.
– С удовольствием. – Он приподнялся на локте и притянул меня поближе, укутывая своим пледом[4].
– А это помнишь? – Я отогнула краешек плотной ткани. – Как поделился со мной пледом в ночь нашей первой встречи?
– Чтобы ты не окоченела от холода? Конечно. – Он поцеловал меня в шею. – Тогда, в аббатстве, я и сам промерз до костей. Пытался ходить, но выбился из сил. А ты не давала мне есть, морила голодом, и я…
– Ты же знаешь, что говоришь неправду! Ты…
– Я не стал бы врать тебе, саксоночка!
– Еще как стал бы, черт тебя подери! – возмутилась я. – Постоянно так делаешь. Хотя сейчас это неважно. Значит, умирал от холода и голода? Но вместо того, чтобы попросить у брата Пола одеяло и горячую похлебку, почему-то потащился в чем мать родила по темному коридору и забрался ко мне в кровать.
– В жизни есть вещи поважнее еды, саксоночка. – Его рука по-хозяйски расположилась на моих ягодицах. – В тот момент самым главным для меня было выяснить, смогу ли я делить с тобой ложе. Подумал: если не смогу, то просто уйду в метель и ты меня больше не увидишь.
– Конечно, тебе не пришло в голову подождать пару недель, пока не окрепнешь.
– Ну, я не сомневался, что смогу преодолеть небольшое расстояние, держась за стены. А все остальное полагалось делать лежа. Так зачем ждать? – Рука начала поглаживать меня пониже спины. – Значит, ты тоже помнишь ту ночь?
– Я словно занималась любовью с глыбой льда. – Так оно и было. При этом сердце мое разрывалось от нежности, а в душе вновь расцветала надежда, которую я уже и не чаяла обрести. – Хотя вскоре ты немного оттаял.
Поначалу совсем немного. Я прижалась к нему, пытаясь согреть своим теплом. Стянула ночную сорочку, чтобы наши тела максимально соприкасались. Помню резко очерченный изгиб его бедра и выступающие позвонки, усеянные свежими шрамами.
– На тебя было страшно смотреть: просто ходячий скелет…
Я повернулась к мужу лицом и притянула к себе, чтобы почувствовать тепло его тела и прогнать леденящие воспоминания. Он в самом деле был теплый. И живой. Даже очень
Пледом в Шотландии называли традиционный большой килт (в отличие от малого, который представляет собой его нижнюю часть). Днем горцы носили его как верхнюю одежду, а ночью использовали в качестве одеяла.
