провалиться сквозь пол, и повели галдящий седьмой отряд в корпус. Катька шла с чемоданом по дорожке и думала, что жить всё-таки хорошо и что она больше никогда не сядет в автобус, даже за двухколёсный велосипед.
Не забывала Катька глазеть по сторонам, ведь в лагере было на что посмотреть. С обеих сторон аллеи стояли белые скульптуры: горнист с горном, барабанщик с барабаном, пионер возле знамени, девчонки, которые кружились, взявшись за руки, и юбки у них развевались, как настоящие. Были и стенды, все про пионеров, какие они трудолюбивые, добрые, смелые и талантливые.
Сам корпус Катьке понравился. Большой, разноцветный, ещё пахнущий краской, с длинной верандой. А вот палату назвали палатой, потому что она была точь-в-точь как больничная: десять железных коек и белые крашеные тумбочки. И всё. Голые стены, голый пол. Пусто, неуютно.
Галя-Морячка улыбнулась:
– Устраивайтесь, девочки.
– А где телевизор? – пискнул кто-то.
– А телевизор в пионерской комнате. Да зачем он вам, неужели дома не надоел? Некогда здесь телевизор смотреть.
Катька почувствовала себя обманутой: в кино совсем не такой лагерь показывали. Там и картины висели на стенах, и зеркало, на подоконниках стояли цветы, и занавески красиво колыхались…
Ладно, пустую палату можно потерпеть. А бассейн где? А спортивная площадка со всякими лазалками-прыгалками? Вот как после этого людям доверять? Дома во дворе хотя бы на панцирной сетке можно поскакать. А в лагере только качели, высоченный турник и ворота для игры в футбол. Очень нужен ей этот футбол!
Новое огорчение ожидало Катьку после обеда – тихий час. Нет, она, конечно, знала: лагерь перенял у детского сада эту дурацкую манеру, но не думала, что всё будет вот так. Ей хотелось поболтать с девочками, познакомиться поближе, так нет же! По палате не ходи, не разговаривай, не смейся. Лежи, молчи, руки по швам.
Не было в лагере махрового халатика после ванны, да и ванны тоже, только общий умывальник на улице с холодной водой и длинным корытцем для мытья ног.
Всё это Катька выяснила уже к вечеру и загрустила.
– Мне здесь не нравится, – сказала она за ужином Валерке, – я домой хочу. И запеканку картофельную я не люблю, она с луком. – Катька отодвинула тарелку и стала разглядывать поварёнка на плакате, который сообщал, что горячее питание – это вкусно и полезно.
Валерка перестал жевать.
– Ты не будешь есть?
– Не буду, – замотала головой Катька и взяла кусок хлеба.
– Тогда отдай мне, а то моя порция какая-то маленькая была.
И, с аппетитом уминая запеканку, Пузан сказал, чтобы Катька всё ему отдавала, если не голодная.
– Мне вообще-то тоже здесь не нравится, – признался Валерка и вытер рукой пухлые щёки. – Пацаны надо мной смеются и дразнят Жиртрестом. Разве я такой толстый?
– Нет, – покривила душой Катька, – моя мама говорит, что ты просто упитанный.
Валерка обрадовался:
– Вот и я говорю! А они обзываются.
Катька
