el ReviewКак всегда, Уэйр мастерски строит драматические сцены, а красивые и точные детали создают у читателя яркое чувство присутствия.
Уэйр отлично удаются мелочи, которые оживляют исторических персонажей и их жизнь.
Посвящается Шелли Такер, о которой я вспоминаю с любовью, и отцу Люку (преподобному канонику Энтони Уорчесу), всегда вдохновлявшему меня
О царственная дева, Чтоб красоту твою одеть в наряд роскошный, Служанок тысяча прекрасных собралась, У каждой свой подход, своя задача, всё ради Облачения твоих прекрасных форм. С восторгом Одна расчешет золото волос слоновой костью, Другая локоны блестящие завьет и в косы заплетет, Венец из самоцветов на главу возложит третья, А пряди тонкие унижет бусинами из драгих камней, Еще одна из золота сверкающее ожерелье скрепит На белоснежной шее, пока ее товарка развернет Одежды, блещущие золотом и пурпуром багряным, И терпеливо, ловко подберет то, что украсит Несравненные черты; на них должны сиять Сокровища бесценные песков Востока, Сапфир, лазурный камень, что похож На голубой небесный свод мерцанием, и мягко Изольет зеленый изумруд свой тихий свет, И огненный карбункул вспыхнет розовым лучом Из злата чистого.
Часть первая. Принцесса
– Проснись, Бесси! Проснись!
Елизавета пошевелилась, разбуженная незнакомым шепотом. Что делает здесь ее мать королева, зачем тормошит ее? Обычно по утрам к ней приходила леди Бернерс – с улыбкой и словами: «Доброе утро, миледи принцесса». Но мать не улыбалась, а леди Бернерс, высоко подняв свечу, стояла в дверях вместе с мистресс[2] Джейкс, кормилицей, которая качала на руках малышку Сесилию. С ними была бабушка Риверс, она держала за руку сонную маленькую Марию. Все были одеты для улицы. Но ведь еще темно и за узким окном ни проблеска зари.
– Что случилось? – мигом пробудившись, спросила Елизавета.
– Ш-ш-ш! – Королева приложила палец к губам. – Нужно вести себя очень тихо. Вставайте, и я одену вас потеплее.
Мать будет одевать ее? Почтенная матушка, королевские руки которой никогда не опускались до повседневной работы? Наверное, произошло что-то ужасное.
Королева слабо улыбнулась:
– Нам с сестрами приходилось самим заботиться о себе, пока я не стала королевой.
Она сняла с Елизаветы ночную рубашку, надела на нее сорочку и зеленое зимнее платье из шерстяной материи, закутала в накидку, а потом затенила дочери лицо, низко надвинув ей на лоб капюшон. Затем королева взяла у бабушки Риверс свою мантилью, надела ее, прикрыв свой большой живот, и обернулась к другим женщинам со словами:
– Пойдемте. – В ее приглушенном голосе звучала настойчивость.
– Миледи, что происходит? – спросила Елизавета, совершенно ошеломленная.
– Тише! Я объясню вам позже. А теперь ни слова. Нам всем нужно вести себя очень тихо.
Четыре женщины с детьми быстро прошли через башню Ланторн, задержав дыхание у дверей караульной: стражники должны были стоять на часах, но, к счастью, они спали, громко храпя. Потом беглянки оказались снаружи и стали торопливо спускаться по лестнице вдоль Уотер-лейн к незапертым боковым воротам Тауэра.
– Благодарение Господу за верную стражу! – выдохнула мать.
Крепко держа Елизавету за руку, она вела ее вниз по Королевской лестнице к пристани, где покачивалось несколько маленьких суденышек. Леди Бернерс окликнула лодочника и приказала:
– К спуску у Вестминстера!
– Будет сделано, – ответил тот, беря из рук гувернантки ребенка, чтобы та могла взойти на борт.
Королева с Елизаветой двинулись за ней, последними на палубу поднялись бабушка Риверс, кормилица и Мария. Лодочник вставил весла в уключины, и лодка вышла в Темзу.
Вода была черная, жуткая. Елизавета дрожала от страха и холода октябрьской ночи. Вокруг спал Лондон. Из темноты донесся отдаленный крик стражника:
– Три часа, и все спокойно!
– Если бы, – прошептала бабушка.
Елизавете
