Судьба меня держит, как когда издатель “Биржевых Ведомостей” Проппер держал своих сотрудников, – не на голодном пайке, но разбогатеть не давал!..»124
В результате Берберовой пришлось устроиться к некоей миссис Брандт. В очередном письме Зайцевым она сообщает:
Я работаю, устаю, служу у довольно интересной особы секретаршей (вы можете себе представить, как я научилась языку, что печатаю письма по-англ<ийски>!), особа эта лет 60 много путешествовала и занимается Африкой – синдикальным движением там и прочими рабочими делами. Три раза была в СССР в 30-х годах. Я ее учу немного русскому. Вижу у нее интересных людей, рассматриваю их внимательно, говорю по-англ<ийски> и вообще нахожу, что мне как-то занятнее с американцами, чем с русскими политиками (литераторов мало осталось хороших!)125.
Любопытно, что именно службу у миссис Брандт Берберова подробно опишет в «Курсиве» (заменив фамилию «Брандт» на «Тум»), вероятно, считая ее самой колоритной. Вскоре, однако, Берберовой стало ясно, что вынести миссис Брандт она больше не в силах.
Берберова снова взялась за поиски работы, и неожиданно быстро нашла, о чем радостно доложила двоюродной сестре:
Вот уже три недели, как я служу на новом месте, и ничего лучшего не могу себе вообразить, думаю, что комментарии будут излишни, если я скажу тебе, что попала в здешнюю Публичн<ую> библиотеку. Принимая во внимание, что в свое время и дедушка Крылов служил в Петербургск<ой> Публ<ичной > Библ<иотеке>, – считаю, что это место мне подходящее. Пошла я туда, как часто ходила в какой-то отчаянный день, весьма наскучив африканскими делами, прокаженными д-ра Швейцера и прочими чужими делами, и меня взяли… Не могу тебе сказать, как я счастлива. Целый день вожусь со старыми ценными русскими книгами… Служу в отделе, где на «микропринт» переводятся старые издания. Как ты знаешь, конечно, старые книги приказывают долго жить, и, чтобы их сохранить, их страницу за страницей фильмуют (гарантия 300 лет). Потом их читают через очень удобный волшебный фонарь. Так вот, я готовлю для мастера, кот<орый> фильмует, «Русскую старину», «Русский архив» и пр<очие> вещи, и даже стенографические отчеты заседаний Гос<ударственной> Думы, и древнерусский словарь Срезневского, где юсы малые и большие меня приводят в большое умиление. Ни о чем не мечтаю, как продолжать в том же духе. <…> Настроение у меня хорошее, и у меня такое впечатление, будто мои мытарства закончились. Может быть, на время, но и то хорошо126.
О своей работе в библиотеке Берберова позднее рассказала и Зайцевым, подробно объяснив, в чем она состоит и чем интересна. И все же главный акцент был теперь сделан на то, что эта служба ее изнуряет: «Пять дней в неделю очень жестоких, а два дня – хороших, спокойных и свободных, так что этими двумя и живешь»127. Неудивительно, что в эти годы Берберова ничего не писала. «Писать не хочется, – говорилось в том же письме. – Может быть, придет обратно это чувство “надо, чтобы из тебя это вышло”,
Ibid.
Письмо от 4 февраля 1954 года // Ibid.
Письмо от 23 апреля 1954 года // Nina Berberova Papers. B. 4. F. 62.
Письмо от 29 августа 1954 года // Boris Konstantinovich Zaitsev Papers. B. 1.
