относились к такому бесполезному, по убеждению всякого истинного кальвиниста, занятию как философия, остались в восемнадцатом веке. Да и то, исключение сделали лишь для Жана-Жака Руссо, – ведь он родился в этом городе. А вот Вольтер, поселившись сначала в Женеве, вскоре предпочел переехать в небольшой приграничный городок во Франции. Видимо, женевцы дали понять, что одного философа, с которым у них было немало хлопот, им явно более чем достаточно.
За разговорами мы не заметили, как все разошлись. Я взглянула на часы – была уже половина второго. Мне так не хотелось идти спать. С озера наконец-то слегка повеяло прохладой. Дражен как будто почувствовал мое настроение и предложил еще посидеть, послушать хорватские песни.
Он сходил куда-то и вернулся с плеером. Над озером поплыли протяжные, немного заунывные звуки музыки. Меня пленила и мелодия, и сильный томный, чуть с хрипотцой, голос. В хорватских песнях было что-то и от неаполитанских серенад, и от цыганских романсов, и от молдавских напевов. Дражен назвал имя хорватского певца – Горан Каран. А на обложке диска я увидела худощавого мужчину, немного напоминавшего Дражена, но не такого красивого и не такого молодого. Поскольку пел Горан на языке, довольно похожем на русский, иногда мне казалось, что я слушала русские песни. От этого и музыка, и сам певец становились еще более близкими и родными.
На французской стороне озера, там, где из-за Альп всегда выплывало солнце, уже начинало светлеть. Дражен пошел провожать меня к моей летней резиденции, как я называла свой катер. Я протянула ему руку на прощанье. Он вдруг нагнулся, при этом удивительно изящно и непринужденно откинув назад полы воображаемого плаща, и поцеловал ее.
– Надеюсь, сеньорита, вы проведете спокойную ночь на каравелле. А я останусь здесь на страже, охранять ваш бесценный сон.
Я не выдержала и рассмеялась.
– Послушай, а твои предки не из Испании?
– Вроде нет, – пожал плечами Дражен.
«Да какая разница! – подумала я. – Главное, что он похож на испанского гранда, и это мне нравится. И вообще… Сейчас все мои друзья на каникулах, отдыхают, веселятся, а я вкалываю, как бобик. Имею я, в конце концов, право…» Мои колебания длились недолго. Песни хорватского барда явно оказали на меня расслабляющее действие.
– Не соизволит ли сеньор оказать честь сеньорите и выпить бокал риохи на борту каравеллы?
Сеньор соизволил. И в эту ночь я впервые занималась любовью, можно сказать, в великосветских условиях – почти на яхте. Видимо, для того, чтобы оценить преимущество такого места для тесного общения с представителем противоположного пола, лучше иметь настоящую яхту. Мой маленький катер под воздействием наших упражнений на его борту начал довольно сильно раскачиваться. А поскольку мне не понаслышке известно, что такое морская болезнь, то в эту ночь наши занятия закончились, едва начавшись.
Последующие встречи привели меня к выводу, что
