на бревне вдруг встрепенулся поникший офицер. Он повернулся к Котову и хриплым густым голосом с нотками отчаяния попросил:
– Товарищ комдив, ведь это дорога жизни! Город ждет. Что нам делать? Я своих опять подставлять под немецкие мины отказываюсь, у меня потери почти два десятка людей, машины сгорели, провиант к голодающим не доставили… Как мне-то действовать, товарищ командир? Мне что же, под немецкие пули бросаться? А толку, до города даже половины дороги полуторки не прошли. Весь обоз в «коридоре смерти» остался. Машины, шофера, продукты…
– Отставить, Прохорчук. – Тон у комдива вдруг стал суровым. – Мы тут все на войне, за любым углом смерть поджидает. А ты командир автомобильной роты, а не баба.
– Нету роты, нету! – Алексей даже в полумраке видел, как командира затрясло от нахлынувшей безысходности. Его трясло мелко, а пальцы перебирали широкий ремень. – Осталось два «ГАЗа», два! И один водитель!
Прохорчук вдруг с трудом поднялся, и танкисты поняли, что вместо одной ноги у него деревянный протез. Губы у инвалида вдруг скривились от той боли, что разрывала мужчину изнутри. Все замолчали, остановил свое движение по каморке политрук, комдив с досадой отдернул пальцы, обжегшись о почти сгоревшую самокрутку. Командир автороты же, испытывая чувство безысходности, воскликнул:
– Как же так, а? Ведь три года в любую погоду. И ремонт сами, сутками за баранками. Все везли, раненых, боеприпасы, связь. Неужели немцы сильнее нас? Неужели нет никакого спасения, ведь отвоевали дорогу к городу, сняли блокаду?! И что же получается, обман это?! Где же правда? Ребята! – Он вдруг повернулся к танкистам: – Вы же на фронте на передовой, что же в таких случаях делаете, а?! Ведь перекрыли нам фрицы дорогу, косят каждый день пулями машины для блокадников, мертвыми дорога выстлана. Я-то сам не вояка больше, но за своих ребят готов хоть с голыми руками на фашиста идти! Они же специально на колонну напали, знали, что у нас в кузовах продукты для Ленинграда. Знали!
Он был такой потерянный и беспомощный, что лейтенанта окатило волной стыда, будто это он отказал сейчас ротному командиру в помощи.
– Так, пойдем-ка на воздух, а то тут от дыма голова раскалывается. – Политрук вдруг подхватил инвалида под локоть и потащил к выходу.
Тот даже не пытался сопротивляться, лишь с немым вопросом в глазах дальше обводил взглядом остальных – мол, как же так, ребята, неужели никто не может помочь? И Соколов не выдержал, задал вопрос вышестоящему начальнику, нарушая устав:
– Товарищ генерал, что случилось? – Знал, что нарушает субординацию, лезет туда, куда не просят, но до сих пор внутри горел стыд от растерянного и беспомощного выкрика командира автороты.
Котов одарив его коротким недовольным взглядом, все-таки ответил:
– Немцы устроили засаду и в коридоре вдоль Ладожского
