ни взглянет, правду скажет.
– Глаза, – сразу ответил Верник. – Только это неправильная загадка.
– Почему?
– Потому что глаза не всегда говорят правду. Они видят, что земля плоская, а она на самом деле не плоская.
– Конечно, не плоская, клянусь Фрейром, она вся в реках, горах и фиордах! – охотно согласился Вишена.
– Я говорю обо всей земле. Она круглая, как яблоко.
– Нет, это не так. Если бы она была круглая, то вся вода бы с неё стекла и все люди и звери упали… Ерунда… – замахал руками Вишена. – Земля как блюдце, а океан, который льётся через край, подхватывают в золотые ведра дочери Одина, Нори и Глойн, и выливают её обратно. От этого дожди. А когда они случайно сталкиваются вёдрами, бывает гром и молнии, если, конечно, это не Один пускает в неугодного огненные стрелы. Как может быть по-другому… Так ведь, Эйнар?
– Правильно, клянусь всеми богами!
– Ладно, вот Рагдай проснётся, спросим у него. Я тоже не совсем понимаю, почему вся вода не сливается вниз и где в неё упираются спины титанов, которые её держат. Хорошо. Пусть… Вот моя следующая загадка, – тряхнул головой Верник. – Летит птица, не крылата, не горбата, носик долгий, голос тонкий, кто её убьёт, человеческую кровь прольёт? – Верник развернулся к Вишене полуоборотом, чтобы видеть Эйнара.
– Птица-оборотень… Нет, нет, погоди, не считается! Птица Сирин! – занервничал Вишена и, убив на щеке комара, совершенно счастливый, сказал: – Смотри… Комар! Конечно комар, клянусь бородой Одина. Ну а теперь придётся тебе туго: а всё я разлеглася, кабы встала – небо достала, кабы руки да ноги, я б вора связала, кабы рот и язык, я бы всё рассказала?
– Тролль, окаменевший утром. Очень похоже… – рассеянно сказал Искусеви, печально глядя на воду. – Но… Это не ответ… Погоди…
– Испортил попытку. Неверно, не тролль. – Вишена вопросительно уставился на собеседника.
– Молодец, Вишена, какая хорошая загадка. Я помню! – закивал Эйнар и вдруг умолк, а через мгновение тревожно крикнул: – Ладья! Клянусь Одином, смотрите, ладья!
– Ладья? Здесь, на Стоходе? – изумился Верник.
Они вскочили.
Самой ладьи ещё не было видно, но над излучиной реки, поросшей камышом и осокой, возвышалась крестовина мачты с подвязанным парусом и обвислым флажком.
Когда плот начал огибать камышовые заросли, в них послышался осторожный шорох, стебли раздвинулись, и из-за них показались двое стреблян, стоящих по колено в воде и с луками на изготовку:
– Приветствуем тебя, Рагдай!
Рагдай, которого уже разбудил Искусеви, сделал знак Эйнару, чтобы тот приблизился к берегу.
Верник упёрся шестом в илистое дно, остановил движение плота, и Рагдай обратился к охотникам:
– Приветствую тебя, Тереша. Что, Оря Стреблянин до сих пор охраняет брод у Трёх Дубов?
– Нет, Оря ушёл вслед за Стововом, который идёт с дружиной на Дорогобуж, – ответил ему Тереша, пожилой стреблянин с сухим, морщинистым лицом. – Я и ещё десяток охотников
