носил беруши, изготовленные по индивидуальному заказу, поверх них – наушники от холода, а в холодные дни еще и вязаную шапку. Это был молодой писатель. Он в одночасье прославился своим первым романом, грянувшим словно победный марш, и теперь, как затравленный заяц, бегал от поклонников, которые готовы были поселиться прямо в его квартире. Этот Жордан проявлял к мсье Эгаре какой-то странный интерес.
Когда Эгаре закончил свою инсталляцию в виде кухонного стола, стула и вазы перед дверью новой соседки, плач прекратился.
Вместо него он услышал скрип половиц, на которые кто-то ступал явно с таким расчетом, чтобы они не скрипели.
Он робко постучал в матовое стекло зеленой двери.
С той стороны к двери приблизилось лицо. Смутный светлый овал.
– Да?.. – прошептал овал.
– Я принес вам стол и стул.
Овал молчал.
Надо говорить с ней мягко, ласково. Она так долго плакала, что, наверное, вся пересохла и еще, чего доброго, рассыплется в прах, как осенний лист.
– И вазу… Для цветов. Красные цветы, например, очень неплохо смотрелись бы на белом столе.
Он почти прижался щекой к стеклу.
– Я мог бы дать вам и какую-нибудь хорошую книгу… – прошептал он.
Свет в подъезде погас.
– Какую? – прошептал овал.
– Какую-нибудь такую, которая может утешить.
– Но я еще не выплакалась. Мне еще нужно поплакать. Иначе я утону. Понимаете?
– Конечно. Люди часто плавают в невыплаканных слезах, пока не утонут в них. Я и сам на дне такого моря. Хорошо, я принесу вам книгу, чтобы плакать.
– Когда?
– Завтра. Пообещайте мне, что вы сначала что-нибудь съедите и выпьете, а потом уж продолжите плакать.
Он сам не понимал, как это у него вырвалось. Виновата, наверное, была дверь между ними. Стекло запотело от ее дыхания.
– Хорошо, – сказала она. – Обещаю.
Когда свет на лестнице опять загорелся, овал за стеклом вздрогнул и отпрянул назад. Мсье Эгаре на секунду приложил руку к тому месту, где только что было ее лицо.
А если ей понадобится еще что-нибудь, комод или картофелечистка, я просто куплю и скажу, что это из моих запасов.
Он вернулся в свою пустую квартиру, опустил задвижку. Дверь за книжными стенами все еще была открыта. И чем дольше мсье Эгаре смотрел внутрь комнаты, тем навязчивее становилось ощущение, что там прямо из пола встает, как мираж, лето 1992 года. Кот в белых бархатных носочках спрыгнул с дивана и потянулся. Луч солнца скользнул по голой спине, спина повернулась и превратилась в ***. Она улыбнулась мсье Эгаре, встала и голая, с книгой в руке, пошла к нему.
– Ну что, ты наконец созрел? – спросила ***.
Мсье Эгаре захлопнул дверь.
Нет.
3
– Нет, –
