оделась и выбежала из дома. Матушки не было во дворе, вероятно, она ушла по своим делам. Ее часто приглашали к себе многочисленные знакомые семейства Дангон, которые вызывали матушку во двор и с загадочными лицами что-то шептали ей на ухо. Матушка, выслушав просителя, спешно собирала в платок книги, хранящиеся в нише стены за гобеленовой картинкой, и выходила на улицу. Если дома был отец, освободившийся от своих дел на мануфактуре, он принимал участие в сборах и заботливо сопровождал жену.
Авелин шагнула на мостовую, дверь за ней хлопнула, лязгнув металлическим кольцом. Что делать дальше – девушка не понимала. Должен быть знак, но какой? Она не знала.
И вдруг раздался звук колокола. Такого пронзительного и такого зовущего звона она раньше никогда не слышала. Он не звал, он приказывал явиться на его зов, и Авелин побежала в ту сторону, откуда он доносился.
Семейство Дангон жило на холме Круа-Рус, где было сосредоточение складов и цехов шелковых мануфактур Леона, а католический храм и базилика находились на холме Фурвьер. Недаром сами лионцы часто любили поговаривать, что холм Фурвье «молится», а холм Круа-Рус «работает».
Путь Авелин лежал через весь Круа-Рус, застроенный плотно прилегающими друг к другу каменными домами. Для сокращения своего пути она смело ныряла в темные трабули – крытые длинные переходы между улочками, предназначенные для безопасного проноса свертков шелка лионскими ткачами, дабы не подвергать драгоценную материю превратностям погоды.
Чего только не рассказывали лионские домохозяйки, приходившие в дом семейства Дангон, про эти самые трабули, пока ждали возвращения матери Авелин. В основном эти рассказы сводились к необдуманным поступкам молодых женщин, случайно, по незнанию попадавших в трабули, где их встречала компания ткачей, которые удовлетворяли свои похоти с заблудшей овечкой такими способами, которые совсем не рекомендовала католическая церковь при зачатии детей.
Авелин слушала эти истории, – скорее похожие на фантазии уставших от семейного однообразия женщин, чем на правду, – спрятавшись за рассохшейся дверью, отделявшей гостиную от кухни. Она много раз ходила по трабулям вмести с отцом, когда он брал ее с собой в мастерскую по росписи шелка, и никогда ничего подобного в них не наблюдала.
Она обожала эти дни, проведенные вместе с отцом на его работе, – он старался брать ее туда, когда хозяин мастерской был в отъезде, так как там были установлены жесткие правила: вход для женщин строго запрещен. Считалось, что женская природа может помешать божественному созданию орнаментов на драгоценном шелке. Но отец Авелин был на особом счету. Он был непревзойденным мастером своего дела. Поговаривали, что имя Клода Дангона знал даже сам Людовик XIV – Король Солнце. И по разрешению хозяина, желательно, в его отсутствие, Авелин могла появляться в мастерской.
Пока отец работал, Авелин сидела на высоком деревянном табурете
