благодаря своему свободному домашнему воспитанию, гнет корпусного режима, и первые дни моего пребывания в нем были для меня очень тяжелыми.
Проводя летние каникулы у матери, я видел наследника, резвящегося в Ливадии со своими сестрами в парке и во время прогулок со своим гувернером Жильяром. Наследник был не по годам развитым мальчиком, очень серьезным и вдумчивым, и болезнь с ее неимоверными страданиями наложила на него свой отпечаток. Будучи очень живым и экспансивным по натуре, он никак не мог примириться с необходимостью беречь себя и во время игр часто падал и ушибался, и каждый раз эти ничтожные для других детей удары и синяки вызывали у него сильнейшие приступы болезни.
Занимался он охотно, и науки давались ему легко, но языков он не любил, хотя и учил, и знал французский, а потом и английский языки. Немецкий ему не преподавали. Заметив манеру свиты и вообще двора говорить между собою по-французски, а в последнее время на английском, ставшим модным языком, наследник как-то сказал:
– Когда я буду царем, то при моем дворе будут говорить только по-русски.
Вообще наследник еще в отроческие годы уже сознавал свое положение, и я помню, как мой отчим, вернувшись после завтрака во дворце, рассказывал, что, когда все вышли из-за стола на внутренний министерский дворик дворца, где государь обыкновенно курил и разговаривал с приглашенными, наследник задержался в столовой и, сидя за столом, что-то усиленно измерял на нем спичкой. В этот момент к нему подошел генерал Сухомлинов и поздоровался с ним. В ответ на его: «Здравия желаю, ваше императорское высочество» – он услышал озабоченное: «Здравствуйте», и наследник, не обращая на него внимания, продолжал заниматься своим делом. Тогда генерал полушутя-полуобиженно заметил:
– Нехорошо, ваше императорское высочество, меня, старика, так обижать!
Тогда наследник встал, протянул руку генералу и после вторичного: «Здравствуйте, – нахмуренно прибавил: – Но в следующий раз, когда я занят, прошу мне не мешать!»
Обладая отзывчивой душой и поразительно добрым сердцем, наследник был чрезвычайно чуток к чужому горю. Как-то, бегая около дворца, он заметил дневального, который украдкой плакал на посту и не заметил, как к нему подошел наследник. Вытянувшись, как каменное изваяние, бедняга совершенно растерялся, когда наследник стал расспрашивать его о причинах его горя. Солдат сначала мялся, но потом услышал:
– Я тебе приказываю сказать, почему ты плакал!
Он объяснил наследнику, что получил из дому письмо, в котором сообщалось, что у его родителей пала последняя корова. Тогда наследник приказал ему вызвать дежурного.
На свист дневального последний прибежал как одурелый, думая, что случилось несчастье, и окончательно растерялся, когда увидел наследника.
По приказанию последнего он заменил пост, и наследник буквально за рукав привел ошалевшего от неожиданности солдата во дворец, прямо
