потом второе. Посыпалась на пол засохшая замазка, вместе со светом в комнату ворвался ветер.
И она сразу стала другой, эта комната. Заиграли на стенах пыльные медальоны, тускло заискрилась побитая позолота стен, словно ожили голубовато-розовые фарфоровые украшения камина.
Фомин подошел к камину, внимательно посмотрел на покрытые пылью сюртуки тугощеких кавалеров, обнимающих дам в кринолинах.
– Барская забава. Правда, когда я ходил в двенадцатом году на крейсере «Алмаз» в Китай, мы в Сингапуре такие украшения в натуральном виде наблюдали…
– Подражание Ватто, – мрачно сказал художник, – работа французская, середина восемнадцатого века.
Фомин постучал пальцем по шляпе кавалера:
– Ломать жалко. Ты сделай кожух для них и накрой. А на кожух звезды красноармейские приделай. А что с этим делать?
Фомин шагнул к стене. Шесть медальонов смотрели на него, словно шесть глаз. Он подошел ближе, обтер один ладонью. Свет, падающий из-за его спины, немедленно отразился в голубовато-зеленом овале, и он ожил.
И улица Москвы наполнилась теплым живым цветом.
Медальон стал похож на окно, за которым жили маленькие дома, маковки церквей и спешили люди по своим, неведомым Фомину делам.
– Ишь ты, – сказал начальник районного всевобуча, вынул платок и аккуратно вытер медальон.
– Примитивизм, – сказал за его спиной Огневой, – середина восемнадцатого века. Видимо, работа крепостного художника.
– Пережиток, значит? – неуверенно спросил Фомин.
– Именно. Революционное искусство зачеркнуло этот период. Мы не признаем обветшалой мазни.
– Выламывать будем, товарищ Фомин? – деловито спросил завхоз.
Фомин посмотрел еще раз на домики и маковки, на кусок этой неведомой ему жизни и ответил тихо:
– Жалко.
– А чего жалеть, – Огневой набил махоркой трубку, – мы ведь мир старый разрушаем. На месте этих лачуг вырастут светлые дома из стекла и бетона. Новая жизнь возможна только при полном разрушении старой.
– Все равно жалко. Сделано уж больно душевно. Вот что, товарищ Огневой, ты эти картинки старого мира закрась и изобрази на них революционные корабли.
– Какие?
– «Потемкин», к примеру, «Аврору», «Петропавловск», «Новик». Я тебе фотографии дам. А ты, товарищ завхоз, стекла эти с воинами старыми вынь, но сложи их аккуратно и вставь нормальные стекла, чтоб свет был и чистота как на эсминце. Понял?
– Понял.
– Так и начнем.
Фомин подошел к окну. Осеннее солнце висело над городом. Где-то, надсадно треща, прогрохотал трамвай.
Крикнул и замолк гудок фабричонки, спугнувший ворон, и они, надсадно каркая, черной тучей пронеслись над переулком. Во дворе щемяще и нежно заиграла гармошка. Шел второй год советской власти.
Часть первая
«Уж рельсы кончились, а станции все нет…»
Что точно, то точно. Ни рельсов здесь, ни станции.
