и прекратит ли он когда-либо их мучения. Слова этих разговоров, хотя сам Господин не уделяет им ровно никакого внимания, не исчезают бесследно, но продолжают витать в пространстве, наталкиваясь друг на друга и то и дело меняя курс, покуда не оседают, принимая вид объектов, нелепых, недооформленных комков материи. Лишь иногда, очень редко, из них получаются живые мальчики, что дает им новую возможность быть произнесенными. Верняк и Облом именно таковы, и заложенные в них высказывания запечатлены настолько глубоко, что для этих двоих невозможно ни думать, ни быть, ни говорить, не озвучивая создавшие их вопросы.
Господин Мордью. Поворачиваясь, тележное колесо наезжает на все, что находится под ним, – камни вдавливаются в Грязь, раковины улиток трескаются, нежные цветы размалываются в кашу. Порой обод колеса терпит последствия таких столкновений: на металле появляются вмятины, царапины, щербины. Ближе к ступице ничто из этого не имеет ни малейшей важности. Центр колеса – это место совершенства, откуда наружу выходят безупречные спицы, прямые и надежные; и если конструкция дребезжит, то здесь это сложно почувствовать, и, разумеется, нельзя и помыслить о том, чтобы поступательное движение колеса было нарушено. Оно остается совершенным всегда. Господин Мордью есть центр колеса и движение колеса; его действия неизменны, неоспоримы и – для тех, кто пребывает возле обода, – непознаваемы. Мы можем наблюдать лишь последствия его действий, ужасные и мучительные.
Госпожа Маларкои. О Госпоже жители Мордью не говорят, ограничиваясь упоминанием ее имени в своих проклятиях. Она – враг.
Гэм Хэллидей. Мальчик, создавший себя сам. Он собирал в Грязи все, что только подворачивалось под руку, пока не получился ребенок, похожий на птичье гнездо из палочек и мусора, склеенное слюной, чтобы не разметало ветром. Вокруг царила такая нищета, что некоторых элементов, необходимых для создания полноценной личности, так и не удалось найти, поэтому кое-чего ему до сих пор не хватает. В центре его существа находится кладка из нескольких голубых яиц – но кто знает, кем они отложены?
Дашини. Дочь Госпожи Маларкои. Умная и озорная, но заблудшая.
Джерки Джо. Два ребенка в одном. Входят в преступную шайку Гэма Хэллидея.
Кукушка. Мальчишка из трущоб.
Мама Доулиш. Хозяйка распивочной.
Миссис Тривз. Здесь, в трущобах, она играет роль жены мистера Тривза и матери Натана Тривза, заодно обслуживая всех, кто приходит в их дом. Более ничтожное существо трудно себе представить. Однако кто мы такие, чтобы судить? Время покажет.
Мистер Пэдж. Жестокий преступник, которому известны все виды вероломства и все способы предательства.
Мистер Тривз. Родился от выщербленного зимними дождями и морозами камня, лежавшего на Морской стене. Лед раздвинул трещину в этом камне, и по весне наружу выкарабкался папаша Тривз, пропитавшийся солью, замерзший и слабый. В дальнейшем его силы были еще больше подорваны борьбой с обморожениями, рыбьими укусами и опасностью утонуть. Теперь он понемногу доживает свой век в полном бессилии, страдая от поражения легочным червем. Он – отец Натана Тривза.
Натан Тривз. Сын мистера и миссис Тривз. Тайны, которые скрывает жизнь этого ребенка, равнозначны движущим силам нашей истории, так что излагать их здесь было бы ошибкой. Тем не менее Натан – ключ ко всему происходящему в Мордью, независимо от того, признает ли это он сам или кто-либо другой. Настанет время, когда он превзойдет всех, кто пришел до него, живых и мертвых, но каким именно образом – мы пока не в состоянии предсказать.
Поставщик. Он родился, когда в кузнечный горн опорожнилась лошадь – вверх взметнулся фонтан пара, и кузнец, посмотрев вниз, обнаружил там Поставщика, голого и красного, сморщенного, словно новорожденный крысеныш. Он был слепым и глухим, и кузнец вышвырнул его наружу, на мусорную кучу. Собратья-крысы научили его видеть и слышать, так что теперь он видит и слышит по-крысиному – весь мир для него волокнистый и пронзительный, чем объясняется его дурной характер. Он поставляет Господину мальчиков и забирает их от него.
Присси. Девочка из трущоб, входящая в шайку Гэма Хэллидея. Сама по себе песня может быть очень трогательной, но когда ее звуки отражаются среди трущоб Мордью, часть красоты неизбежно теряется. Ее губят морские туманы, глушит грохот прибоя, и чтобы мелодию кто-то мог расслышать, требуется напрягать голос превыше пределов возможного. Акустика места изменяет ее тональность, а уши и сердца, которых достигает эта музыка, не всегда с пониманием относятся к исполнительскому искусству. Вследствие сказанного некоторую грубость можно найти и в Присси, которая бывает вынуждена петь песни, ее недостойные.
Рекка. Протодемон-разрушитель, которого лучше бы оставить в покое.
Сириус. Пес, наделенный чувством мистического, приятель Анаксимандра.
Соломон
