я. – А вот этот маленький паренек очень похож на тебя.
В этот момент маленький Тедди скривил личико в беззубой улыбке, и стало ясно, что он просто точная копия Чака в младенчестве.
Разумеется, мне хотелось узнать о Теде все, однако я все-таки воздержалась от того, чтобы заставлять его пересказывать все события своей жизни за последние тридцать лет. Набор вопросов, которыми пришлось пока ограничиться, выглядел примерно так: «В какой старшей школе ты учился? Или в колледже?», «Какими видами спорта занимался?», «Какие команды тебе нравятся?» Я испытала облегчение, услышав «Янки» и «Дельфины». Да, он определенно сын своего отца.
На следующий день я наблюдала, как Тед с детьми надувает мыльные пузыри на заднем дворе дома. Когда он поднял Тедди на руки и стал с ним говорить, а тот, в свою очередь, внимательно заглядывал ему в глаза, словно понимал каждое слово, я ощутила в душе нечто вроде влюбленности.
В субботу мы с Чаком вызвались посидеть с малышом. Все шло хорошо, пока Тедди не проголодался. Я предложила ему бутылочку, но он лишь отплевывался, корчил гримасы и вопил, а в перерывах между рыданиями смотрел на нас так сердито, будто мы были его врагами. В конце концов он наплакался до изнеможения и уснул – усталость победила голод.
Ближе к полуночи вернулись Лорен и Тед. Мы радостно воскликнули: «Ура! Мама с папой пришли!», а Тедди проснулся и едва не выпрыгнул у меня из рук.
Когда настало время уезжать домой, мы никак не могли разжать объятья, а по дороге в аэропорт без конца повторяли: «Какое счастье, что нам выпал второй шанс!»
Теперь, когда отец и сын воссоединились, я знаю, что Чак будет крепко держаться за эти отношения и никогда больше не отпустит Теда. И все благодаря социальным сетям. Хотя подозреваю, что дело не только в них, а в чьем-то искреннем желании найти друг друга.
Кэти О’Коннелл
О пользе потерь
Все препятствия и трудности – это ступени, по которым мы растем ввысь.
Однажды мы вместе с другими молодыми мамочками сидели на полу в церкви и смотрели, как играют наши дети. И тут я заметила, что девушка, устроившаяся рядом со мной, сильно нервничает. Она долго молчала, а затем произнесла:
– Моя мама говорит, что я должна позволять своей дочери чаще плакать, но мне это кажется чем-то неправильным. Ей ведь всего четыре месяца! Как думаете, это нормально? Я не хочу расстраивать маму.
Сама не знаю, почему этот вопрос так ошеломил меня. Еще несколько минут я пребывала в полном молчании. Мне казалось, что слова этой незнакомой девушки открыли в моей душе какую-то дверь. И за этой дверью скрывались ответы на многие вопросы, не дававшие мне покоя.
Мне было четырнадцать, когда от рака умерла моя мама. Ее смерть сильно пошатнула мои подростковые иллюзии об устройстве этого мира. Помню, как на следующий день после похорон я вернулась в школу и попробовала притвориться, что все идет как прежде. Но это была неправда. Я была
