зудит. Да хоть сто раз ты прощения попроси – мое двадцатипятилетие уже прошло и больше не повторится.
– Остановись вот здесь, – глухо прошу я, когда впереди показывается крыша знакомой пятиэтажки. – Хочу пройтись.
Ауди проезжает еще десяток метров и послушно тормозит у обочины. Я сразу же берусь за дверную ручку. Не хочу и не буду на него смотреть.
– Спасибо и…
– Дина. – Рука Камиля перехватывает мое колено и крепко сжимает, останавливая.
По-прежнему не поворачиваясь в его сторону, я глубоко дышу. Один вдох, второй, третий… На четвертом нужно сбросить его ладонь и выходить.
– Вот что тебе нужно?! – со слезами рявкаю я, впиваясь глазами в его лицо.
А дальше все, как в тумане: подлокотник, впившийся мне в ребра, его руки на мне, легкий запах сигарет и крепкий – одеколона, и забытое, но такое жадное трение щетины о подбородок.
8
Так все неправильно, неправильно, – барабанит в голове. Но кто же ее слышит, эту умную голову, когда вскрылись едва подернутые корочками раны и единственный шанс остановить кровь – это позволить себе слабость?
Позвоночник больно упирается в руль, левая туфля слетает со ступни. Хорошо, что темно, и о себе все еще дает знать выпитое шампанское. Темнота и алкоголь – мои союзники.
Запустив пальцы в волосы Камиля, я сжимаю их так, что ему наверняка становится больно. Как же мало, мало… Мало сигаретного запаха, мало прикосновения его тела, трения щетины… Сейчас даже и не верится, что я целых два месяца без них жила и даже сумела убедить себя, что не слишком-то в них и нуждаюсь. Нуждаюсь, и еще как. Потому что ни с кем, ни с одним из парней, никогда…
– Ну и что тебе нужно? – хрипло осведомляюсь я, дергая бедрами. – Соскучился?
Мой голос – совсем не тот, каким был еще недавно. В нем нет злости, нет отчаяния. За каких-то несколько секунд я превратилась в старую Дину, язвительную, уверенную, соблазняющую.
– Да, соскучился, – глухо подтверждает Камиль, поднимая глаза. В полумраке салона сложно разглядеть его выражение его лица, но яркое мерцание зрачков пропустить невозможно.
Не разрывая нашего зрительного контакта, я дергаю бедрами еще и еще, пока не убеждаюсь в ответной реакции. Камиль сбивчиво дышит, и он меня хочет.
Его руки скользят по моей пояснице, гладят бедра, и затем наши губы сами собой сталкиваются. Если существует точное определение страсти – это про нас сейчас. Бездумная, неконтролируемая, ни имеющая ничего общего с достоинством и здравым смыслом. Когда руки двигаются лишь для того, чтобы ощупать как можно больше в попытке насытиться, в порыве оставить свою метку. Когда голос нужен просто для того чтобы издавать нечленораздельные звуки, и легкие работают только на выдох, но никак не на вдох.
Обхватив мои бедра, Камиль толкает их себе навстречу. Пусть на обоих из нас по-прежнему есть одежда, это не отменяет того факта, что мы уже трахаемся. Я так отчетливо помню, как ощущался его член – возможно,
