что ты, право, стыдись… Тут он, слышу, за плечо меня тронул: прости, говорит, голубчик, и на чай двугривенный подает… Не иначе: кадеты… Н-но, милая, выручай!..
Генрих стегает свою лошаденку. Эрна незаметно жмется ко мне.
– Ну а вы как, Эрна Яковлевна, привыкли?
Генрих говорит робко. Эрна нехотя отвечает:
– Ничего. Конечно, привыкла.
Направо парк, черный переплет обнаженных ветвей. Налево – белая скатерть поля. Сзади – город. Сияют на солнце церкви.
Генрих примолк. Только сани скрипят.
Приехали. Я сую ему в руку полтинник. Он снимает заиндевелый картуз и долго смотрит нам вслед.
Эрна мне шепчет:
– Можно сегодня прийти к тебе, милый?
28 марта.
Губернатор ждет покушения. Вчера ночью он неожиданно переехал в Подгородное. За ним переехали и мы. Ваня, Федор и Генрих следят в одних местах, я брожу в других.
Мы уже много знаем о нем. Знаем его лошадей, его кучера, его карету. Ошибиться нельзя, и я думаю, что мы скоро назначим день. Ваня бросит первый…
29 марта.
Приехал Андрей Петрович. Он член комитета. За ним много лет каторги и Сибири – тяжкая жизнь старого деятеля. У него грустные глаза и седая бородка клином.
Мы сидим в ресторане. Он застенчиво говорит:
– Вы знаете, Жорж, поднят вопрос о временном прекращении дел. Что вы об этом думаете?
– Человек, – подзываю я полового, – поставь машину из «Корневильских колоколов».
Андрей Петрович опускает глаза:
– Вы не слушаете меня, а вопрос очень важный. Как совместить с этим… парламентскую работу? Или мы ее признаем и идем на выборы в Думу, или нет ничего, и тогда, конечно… Ну, что вы думаете об этом?
– Что думаю? Ничего.
– Вы подумайте. Может быть, придется вас распустить, то есть организацию распустить.
– Что? – переспрашиваю я.
– То есть не распустить, а как бы это сказать? Вы знаете, Жорж, ведь мы понимаем. Мы знаем, как товарищам трудно. Мы ценим… И потом, ведь это только предположение.
У него лимонного цвета лицо, морщинки у глаз. Он, наверное, живет в нищей каморке, где-нибудь на окраине города, сам варит себе на спиртовке чай, бегает зимою в осеннем пальто и занят по горло всякими делами. Он «делает» дело…
Я говорю:
– Вот что, Андрей Петрович, вы решайте там как хотите. Это ваше право. Но как бы вы ни решили, мы свое сделаем…
– Что вы? Вы не подчинитесь?
– Нет.
– Послушайте, Жорж…
– Я сказал, Андрей Петрович.
– А партия? – напоминает он.
– А дело? – отвечаю я.
Он вздыхает. Потом протягивает мне руку:
– Я там ничего не скажу. Авось как-нибудь обойдется. Вы не сердитесь?
– Я
