ладонь с длинными музыкальными пальцами прикасается к ручке, поворачивая ее в надежде отворить дверь. Испуганно отскочив от двери, я прижимаю дрожащую руку к груди. Там лихорадочно бьется напуганное происходящим сердце. Хочется, как в детстве, зажмуриться и крепко прижать ладони к ушам. Всегда приятно звучащий звонок, сейчас кажется мне самой настоящей сиреной, терзающей слух своим пронзительным звуком.
Воронов, словно давя мне на психику, прижимает палец к кнопке и совершенно не думает его убирать. Сволочь! Спустя пару бесконечно тянущихся минут, мужчина все же оставляет свои настойчивые попытки.
Недоверчиво покосившись на дверь, я вновь приближаюсь и прижимаюсь ухом к мягкой обивке в стиле каретной стяжки.
– Ань, мы отдалились. Так не может продолжаться.
Широко раскрыв глаза, я до боли прикусываю костяшки пальцев, борясь с желанием посмотреть в глазок. Что-то подсказывает, что мне не понравится то, что я увижу там.
«Уходи! Уходи!»
Спустя непродолжительное время за дверью слышатся тяжелые шаги, а затем громко открываются двери лифта. Ушел… Трясясь, словно осиновый лист на ветру, я на дрожащих ногах иду в гостиную. Черт! Свет… Воронов, без сомнения, видел свет в моей квартире, поэтому так настойчиво пытался дозвониться. Чуть ли не топнув от досады, я устало провожу ладонями по лицу. Черт знает, что творится! А самое главное – мне все это совершенно не нравится!
Словно решив меня окончательно добить, за шторами слышится звонкий стук по стеклу. Так, ну, не Дмитрий же Воронов за шторами! При этой мысли я сдерживаю желание истерично засмеяться, поэтому из горла вырывается лишь так похожий на всхлип звук. Богатое воображение услужливо подкидывает мне картину, как Дима в идеально отутюженном классическом костюме стоит на широком карнизе двенадцатого этажа, прильнув к давно не мытому стеклу так сильно, что сплющился нос. Это же надо, так себя довести!
Уверенным шагом приблизившись к темно-синим шторам, я резким движением раздвигаю тяжелые бархатные портьеры в стороны. Горло сжимает спазм, не давая закричать. Я лишь успеваю сжать собственной ладонью горло. Кажется, я ощущаю в гортани стук сердца, которое от страха не ушло в пятки, а напротив – подпрыгнуло вверх. Все тот же черный ворон, что был несколько часов назад на парковке, испугав меня своим видом и размерами.
Сейчас птица восседает на железном карнизе моего окна. Крупная птица, очень крупная… Лоснящиеся черные перья с синеватым отливом. По бокам большой головы горят глаза-бусинки, которые следят за мной немигающим взглядом.
Отступив на шаг, я стараюсь выровнять дыхание, но это непосильная для меня задача в данный момент. Мне кажется, что я не могу произнести ни звука. Вероятно, страх сковал голосовые связки. Все, что я могу – лишь открывать и закрывать рот, как рыба, выброшенная на берег во время прилива.
Птица медленно подается вперед всем корпусом и размеренно ударяет массивным клювом в стекло,
