территории занимали пески. Дороги на Донщине существовали до первого дождя – далее всё обращалось в грязь, ветхие мосты через балки сносило, низменности заполнялись водой.
Если вообразить, что Войско Донское получило бы автономию – дальнейшую судьбу этого образования предсказать несложно: его ждали стремительное банкротство, а затем переход под зарубежный протекторат. Любые попытки атаковать Москву, чтобы установить там собственную власть, были заранее обречены на неудачу: казачество составляло всего 7 % русской армии. Понимая все эти расклады, некоторая часть казаков склонялась к большевистской правде, основная же масса выжидала. Самые восприимчивые и мятущиеся – как Гришка Мелехов в романе – попадали то под одно влияние, то под другое.
24 ноября 1917 года делегация донских казаков добилась встречи с Лениным в Петрограде. Донцы просили не присылать большевистские отряды на Дон, уверяя, что в конфликте между Советами и низложенным Временным правительством, а также любыми иными силами будут придерживаться нейтралитета. Ленин ответил прямо: большевики готовы признать право казаков на самоопределение, но в их нейтралитет не верят.
В сущности, Ленин был прав. Делегация могла обещать, что угодно, но Алексеев и Краснов уже работали над созданием добровольческого сопротивления, а Каледин проводил откровенно сепаратистскую политику.
Сразу после встречи с донской делегацией Ленин выступал перед Советом народных комиссаров, где заявил, что Каледин является вождём контрреволюционного заговора. Из Петрограда была послана телеграмма морякам Черноморского флота, движущимся в сторону Ростова-на-Дону: «Действуйте со всей решительностью против врага народа, не дожидаясь ничьих указаний сверху. Каледины, Корниловы, Дутовы вне закона».
Объявляя войну казачьим вождям, Ленин делал ставку на донское крестьянство и бедную часть казачества. Статистически его расчёт был не лишён оснований: помимо 1,5 млн казаков, в Донской области проживало 900 тысяч коренных крестьян и 700 тысяч иногородних. Причём 95 % иногородних крестьян не имели своей земли, 78 % – рабочего скота, 65 % инвентаря, 60 % – коров.
К осени 1917 года, вследствие утери кормильца, – война длилась уже три года, – 26 % казачьих хозяйств остались без работников, поэтому посевные площади сократились на 23 %.
«Тихий Дон»: «Те дворы, где не осталось казаков, щерились раскрытыми сараями, обветшалыми базами, постепенное разрушение оставляло на них свои неприглядные следы. Христонина жена хозяйствовала с девятилетним сынишкой; Аникушкина баба совсем не хозяйствовала, а по жалмерскому своему положению усиленно ухаживала за собой: румянилась, наводила красоту и за недостатком взрослых казаков принимала ребятишек лет по четырнадцати и больше, о чем красноречиво свидетельствовали дощатые ворота, в своё время обильно измазанные дёгтем и досель хранившие бурые обличающие следы. Курень Степана Астахова пустовал, окна перед уходом забил хозяин досками, крыша местами ввалилась,
