style="font-size:15px;"> – Да ну?! – не поверил он.
– Правда, сынок, правда. Уж я-то знаю. – Старик вздохнул. – Когда Хан хвалил, а люди возносили хоть малейшую мою удачу, мысли мои парили, язык развязывался. Признание людей окрыляет любого, даже самого посредственного человека. А если я видел, что Хан не понимает, не поддерживает меня, делает замечания или ругает, я терял всякую способность думать, падал духом.
– Видимо, это было так. Даже я помню, как огорчились тойоны, когда Хан тебя отстранил от руководства войском перед самым сражением с монголами, и ты не стал спорить. Кучулук заговорил с укором. – Молча и покорно согласился с его решением.
– С решением Хана не спорят. Нельзя спорить. Если Хан будет менять свои решения, то люди перестанут в него верить.
– Пусть так. Но слишком дорогой ценой заплатил отец и все найманы за это решение. Если б ты настаивал, я уверен, отец понял бы и послушал тебя. Тогда, возможно, не случилось бы столь страшной беды. – Кучулук, во власти вспыхнувшей досады, стукнул себя по колену.
– Задним числом мы все умны. Я сам не раз думал об этом и жалел. Хотя уверен в другом: до той поры при Тайан-Хане найманы не знали поражений, и он решил, что ему нет равных на всем свете, И никто, никакие доводы, никакая сила не заставили бы его изменить свое решение.
– Неужели мой отец Тайан-Хан был так самолюбив, что не стал бы слушать тебя, самого лучшего своего полководца, которому действительно не было равных? – Теперь в голосе Кучулука послышались грозные нотки.
– Никогда не имей привычку судить о прошлом с высоты сегодняшнего дня! – поднял голову Кехсэй Сабарах.
– Высотою сегодняшнего дня ты называешь черные дни, когда мы находимся в крайней нужде, вынуждены просить милостыню у чужих людей, пряча глаза от стыда?! – Кучулук смотрел в упор на своего старого советника.
– И тем не менее это так. Высота или ничтожность времени никогда не определяется ни богатством, ни счастьем. Ты на две головы стоишь выше своего отца.
– Каким это образом я, превратившийся в нищего, могу стоять над временами моего отца, прославившего найманов?! – Кучулук пожал плечами, широко раскинув руки. – Я, все войско которого состоит из трех нукеров, тогда как мой отец имел свыше двух сотен мегенов?! Все мое богатство вмещается в две сумы, а у отца были табуны, золото, у него было невиданное Ханство!
– Ты еще имеешь выжившего из ума советника, нерасторопного, туповатого джасабыла…
– Да ты смеешься надо мной, старик?! – гневно воздел руки Кучулук. – Как смеешь ты потешаться над Ханом?!
– Вот теперь я узнаю потомка Тайан-Хана. А ты еще хочешь, чтобы с таким нравом он стал слушать меня, своего подчиненного. Тайан-Хан не стал бы менять своего решения, потому что никто из нас тогда и представить не мог, что монголы, еще недавно маленькое, жалкое племя, могут в считанные годы сделаться сильными и опасными! Никто не мог представить в полной мере то, что сегодня понятно каждому: воинское величие вождя монголов
