Неужели никто из вас, умнейших, не в силах ничего изменить, не может ничего объяснить своему народу? Неужели твои сородичи не в состоянии понять самых простых вещей?
– Нет, не могут… или не хотят…
– Почему?
– Потому что никто никому не верит, не доверяет даже ближним. В самом простом и очевидном обязательно хотят увидеть какую-то гнусную подоплеку, подозревают что-то нечистое и опасное для них.
– В самом деле?
– Да, к несчастью… Это мерзопакостное отношение к жизни просто пропитало души и умы больного множества, въелось и укоренилось в них… – Элий опять вздохнул по-старчески, глубоко и печально. Потом какое-то время он сидел молча и опустив глаза.
– Но это же невозможно! – Сюбетей, обычно всегда сдержанный в проявлении своих чувств, на сей paз невероятно сильно разволновался. Вскипел от слез этого юноши, который сразу же ему по душе пришелся своим, каким-то особым, внутренним, непоказным достоинством. – Ну, никак до меня не доходит: такой великий народ, ваш народ, который уже не одно тысячелетие имеет письменность, народ, уже давно достигший самых блистательных высот развития – и так разленился, так пал духом и опустил руки. Не укладывается это в голове!
– Видно, ничто не вечно в подлунном мире, не может постоянно идти в рост, развиваться… Есть же мнение, что пора взлета и расцвета обязательно должна смениться временем упадка либо застоя и гниения…
– Ты хочешь сказать, что мир не стоит на месте, что все меняется, и одно идет нa смену другому, так? – Сюбетей, прослывший «человеком с непробиваемой грудью», всем известный своим хладнокровием, умением скрывать даже самые бурные чувства, не в шутку дивился тому, что в суждениях Элия все ему не только понятно, но и близко и задевает самые чувствительные струны в его душе. – У нас разве что про самые мелкие роды да просто беднейшие, считай, что выморочные аймаки-селения говорят: «Нравы у них стали загнивать, путное потомство у них на свет не появляется, к дурным привычкам пристрастились – видать, к вырождению у них дело идет!»
– Видно, у нашего народа, судя по всему, время вырождения настало, это несомненно, – печально согласился с ним собеседник. – Будь иначе, разве терпели бы мы над собою власть этих бродяг, этих тупых чжурчженов?!
– Однако, друг мой, разве все народы Китая, число которых уже равно многим тысячам тысяч, можно мерить той же мерой, что и какой-то захудалый род или малый аймак? – И Сюбетей слегка улыбнулся.
– Если дух в упадке и нет воли – многочисленность бесполезна. – Элий яростно взмахнул тонкими бледными руками, не знавшими никакого труда, кроме письменного. – Если народ стал вырождаться, его многочисленность оборачивается не спасительным парусом, а ненужным грузом, тянущим на дно!
– О, уже рассветать начинает, – вдруг сказал Сюбетей. – Мне уж, видно, ни к чему возвращаться к себе в ставку, только время терять, найдем здесь доброе место, чтобы посидеть за чаем да
