подсыплет чего-нибудь», – подумал он.
Володин опять обиделся.
– Если вы думаете, Ардальон Борисыч, что я у вас стяну сахарцу, так вы ошибаетесь, – мне вашего сахарцу не надо.
– Ну, что там валять петрушку, – перебила Варвара. – Ведь вы знаете, у него всё привереды. Приходите и варите.
– Сам и есть будешь, – сказал Передонов.
– Это почему же? – дребезжащим от обиды голосом спросил Володин.
– Потому, что гадость.
– Как вам угодно, Ардальон Борисыч, – пожимая плечами, сказал Володин, – а только я вам хотел угодить, а если вы не хотите, то как хотите.
– А как тебя генерал-то отбрил? – спросил Передонов.
– Какой генерал? – ответил вопросом Володин, и покраснел, и обиженно выпятил нижнюю губу.
– Да слышали, слышали, – говорил Передонов.
Варвара ухмылялась.
– Позвольте, Ардальон Борисыч, – горячо заговорил Володин, – вы слышали, да, может быть, недослышали. Я вам расскажу, как все это дело было.
– Ну, рассказывай, – сказал Передонов.
– Это было дело третьего дня, – рассказывал Володин, – об эту самую пору. У нас в училище, как вам известно, производится в мастерской ремонт. И вот, изволите видеть, приходит Верига с нашим инспектором осматривать, а мы работаем в задней комнате. Хорошо. Я не касаюсь, зачем Верига пришел, что ему надо, – это не мое дело. Положим, я знаю, что он – предводитель дворянства, а к нашему училищу касательства не имеет, – но я этого не трогаю. Приходит – и пусть, мы им не мешаем, работаем себе помаленьку, – вдруг они к нам входят, и Верига, изволите видеть, в шапке.
– Это он тебе неуважение оказал, – угрюмо сказал Передонов.
– Изволите видеть, – обрадованно подхватил Володин, – и у нас образ висит, и мы сами без шапок, а он вдруг является этаким мамелюком[5]. Я ему и изволил сказать, тихо, благородно: ваше превосходительство, говорю, потрудитесь вашу шапочку снять, потому, говорю, как здесь образ. Правильно ли я сказал? – спросил Володин и вопросительно вытаращил глаза.
– Ловко, Павлушка, – крикнул Передонов, – так ему и надо.
– Конечно, что им спускать, – поддержала и Варвара. – Молодец, Павел Васильевич.
Володин, с видом напрасно обиженного человека, продолжал:
– А он вдруг изволил мне сказать: всякий сверчок знай свой шесток. Повернулся и вышел. Вот как все дело было, и больше никаких.
Володин чувствовал себя все-таки героем. Передонов в утешение дал ему карамельку.
Пришла и еще гостья, Софья Ефимовна Преполовенская, жена лесничего, полная, с добродушно-хитрым лицом и плавными движениями. Ее посадили завтракать. Она лукаво спросила Володина:
– Что это вы, Павел Васильевич, так зачастили к Варваре Дмитриевне?
– Я не к Варваре Дмитриевне изволил прийти, – скромно ответил Володин, – а к Ардальону Борисычу.
– Уж не влюбились ли вы в кого-нибудь? –
