напомнило старые мультфильмы Уолта Диснея, где от центра экрана разрасталась окружность, открывая все больше и больше отчетливо просматриваемых деталей. Одна из них вызвала неподдельную лютую ненависть – Джоре. Рядом с инструктором пристроилась Саманта. И только сейчас расслышал ее довольно приятный голос, доносящийся, будто из-под ватного одеяла, и преодолевающий гул океанского прибоя в ушах:
– …в целом кризис миновал, должен в себя прийти в течение пары минут. Потратила две трети резерва, думала – не вытяну. Экспериментаторы эти из «Бюро» достали! Наворотят дел, а таким, как мы потом расхлебывай! Пробой до первого выхода… Кому скажи… Еще и интенсивность… Эфка, чистая эфка, хорошо, точнее, по привычке ешкой сразу сканер врубила, так бы здесь и окочурился. Теперь до рейда восстанавливаться и восстанавливаться, еще эту дрянь пить, без нее – не успею. Поэтому на меня в плане магии можешь пару часов не рассчитывать, полный ноль, – сказала та, довольно недружелюбно поглядывая на меня.
Отметил бисеринки пота на лице девушки, поблескивающие в свете мертвых волшебных ламп не Аладдина. На столе стоял обычный коричневый медицинский флакон, даже смог прочитать на этикетке: «Нашатырный спирт. Аммиак, раствор 10%».
С трудом удалось чуть повернуть голову, а мысли тяжелые-тяжелые, перед глазами они представлялись гранитными валунами, теми самыми неподъемными австралийскими «Шарами Дьявола». Но через несколько десятков секунд в игру вступил пьяный в дым великан, которому не давала покоя слава Роналду. Гигант мощными ударами циклопических ног отправлял в полет каменные мячи. Вот только те летели куда угодно, только не в ворота. Потому что прозрение не наступало, как и ускользал смысл происходящего. Еще минута хаоса, начинающего постепенно упорядочиваться, а затем зрение окончательно прояснилось, исчезли и остатки дымки на его периферии.
– Какая же ты сука! – выдохнул, смотря прямо в глаза «учителя», которому подошло бы звание и «мучителя» или вовсе садиста, либо вивисектора.
Улыбнулся, а скорее получилось пока скривить губы, ожидая вновь приступа беспощадной боли. Однако постарался вложить в эту гримасу все презрение, все отвращение и… всю ненависть к тупому ублюдку.
Свой голос не узнал.
Хриплый, осипший и во рту пересохло, будто не один день в пустыне бродил без воды, взбирался под сжигающими лучами солнца по желтым и белоснежным барханам. Лишь песок на зубах не скрипел. Но горло саднило, горело огнем, а каждое слово, будто грубой наждачкой по небу. Туда-сюда… сюда-туда. И медленно так.
– Очухался? – хохотнул сэнсэй, – Да не смотри ты на меня, как на врага народа или там, как пес-барбос на вора! Думаешь это я к тебе «Плеточку» применил? Спишу на культурный шок, диспер… тьфу ты, депрессию, и даже бить не буду! – усмехнулся с некой ехидной покровительственностью сэнсэй, – Друг, извини, но… Но, если бы причиной твоей боли стали бы мои ручки, тогда бы сейчас тебе впору джигу-джигу от радости отплясывать пришлось. Ну, или какую-нибудь самбу-мамбу. Ламбаду, наконец… Сорендо си фуи, – гнусаво,
