а потом и пятый, а там, глядишь, чего доброго, и шестой.
– Сколько можно? – ворчал он, собирая клубни и бросая их в алюминиевую тачку. – Обещали же…. Зачем было врать?
– Да не парься ты, все еще будет, – попытался утешить товарища Павел, хотя его и самого одолевали те же чувства. Ему ведь, между прочим, тоже обещали.
– Когда? – чуть не прокричал Костя, и гневно ударил кулаком по земле. – Уже третий месяц пошел. Сколько еще ждать?
Он поднял голову, и посмотрел на пару уборщиков картофеля, что трудилась неподалеку от них. Пара состояла из пятидесятилетнего мужика, который всю жизнь прожил на земле русской и потому выглядел на все сто, и еще одного ударника, который вначале показался Павлу юношей, если не подростком. В заблуждение ввели мощно цветущие на лице паренька прыщи всех размеров и оттенков, среди которых доминировал лиловый окрас. Затем, присмотревшись внимательнее, Павел понял, что мнимый подросток гораздо старше тех лет, на которые выглядит. Ему было тридцать, а то и больше. Но поразила Павла не мнимая юность мужчины, а выражение его прыщавого лица. Казалось, вся скорбь вселенной сконцентрировалась в этом лице. Это было самое безрадостное лицо, которое только носил человек со дня сотворения мира.
– Эй, мужики? – позвал коллег Костя.
Те прервали процесс добычи клубнеплодов, и повернулись в его сторону.
– Мужики, вы здесь давно? – спросил Костя.
– Здесь, это где? – прошамкал беззубым ртом пятидесятилетний дядя.
– В Цитадели. Давно сюда прибились?
– Ну, я два месяца как.
– Не видел тебя прежде.
– Да я почти все время на ферме провожу, и ночую там. Скотником определили, присматриваю за куриным поголовьем. А сегодня вот на картошку бросили.
– Ясно, – произнес Костя. – А ты?
Свой вопрос он адресовал прыщавому мужчинке с полным трагизма лицом.
– Давно, – буркнул тот, и отвернулся, собираясь вновь приняться за работу.
– А давно, это сколько? – не унимался Костя. – Месяц? Два?
Мужчинка застыл на месте, какое-то время молчал, а затем выговорил едва слышно:
– Где-то год.
– Год! – ахнул Костя. – А чем ты занимаешься? Ну, сейчас на картошке, а вообще?
Мужчинка громко шмыгнул носом, и полным страдания голосом вымолвил:
– Я землекоп.
Костя от изумления уселся задом на холодную землю.
– Целый год проторчал в Цитадели, и все еще землекоп? – простонал он. – Я так и знал, что нам наврали. Не светит нам тут никакого карьерного роста, так и будем раствор мешать да дрова рубить, пока ноги не протянем.
– Да подожди ты паниковать! – попытался успокоить товарища Павел.
Он покосился на прыщавого страдальца, и добавил чуть слышно:
– Может,
