живого. Небесное светило еще не достигло зенита. До этого еще чуть больше трех часов. Но Кастер впервые за долгое время наблюдал за самой обычной вещью, которую многие люди принимали за должное. Пока Джеймс входил в удушающую палату больницы под названием «депрессия», звезда Млечного Пути продолжала делать то, что у нее лучше всего получается, – давать жизнь всем, кого Кастер считал ублюдками на планете Земля. Джеймс предположил, что у солнца тоже бывают неудачные дни, возможно, болит раскаленный живот от несварения после звездной пыли. Но оно по крайней мере дарит тепло. Несмотря ни на что, лучи проходили бесконечное количество световых лет и поджаривали нас аномальными летними деньками, а когда приходила очередь других людей, мы мерзли в окружении снега без подарков космической звезды.
Джеймс мечтательно вообразил себя солнцем. Ему очень хотелось обрести ту свободу, за которой он наблюдал. В этом мире происходило многое, и каждый случай к чему-то приводил. Солнце привело к жизни, а в жизни Джеймса все идет к полному краху. Джеймс Кастер ждал своего зенита. Когда у всех все повалится из рук и они увидят в нем то, что все давно забыли. Джеймс задрал вверх голову. Ему захотелось узреть светило во всей красе, но желание осталось неисполненным. Яркий свет ударил в глаза, одарив неосторожного наблюдателя обжигающей болью. Джеймс убрал ручной козырек и пальцами потер закрытые глаза. Боль вырвала его из минутного уединения с самим собой.
Джеймс вновь почувствовал жалость к самому себе, а вслед за этим ощутил и острое желание выпить. Алкоголь присутствовал в его жизни, но в минимальных количествах. Как-то он ознакомился со статьей о пользе красного вина, а опыт донорства только поспособствовал пробе божественного напитка. Конечно, кровь он сдавал всего раза два за свою жизнь, но любовь к редкому бокалу красного полусладкого осталась. Но сейчас ему хотелось чего-нибудь покрепче. Джеймс не имел привычки пить и всячески сторонился любых, даже, как говорили некоторые, культурных посиделок. Однако сегодня, когда годы трудов полетели под откос, нужно было чем-то заглушить этот зуд внутри, и единственное место, где можно было получить помощь, – бар на соседней улице. Джеймс точно не помнил его названия, так как никогда в нем не был, но замыленная картинка в воображении подсказывала, что бар называется «ГрутБерг». «Глупое название, даже тупейшее. Но выбирать не приходится. Пойдем наклюкаемся!»
Дорога заняла от силы минут двадцать. Джеймс топал неторопливо. Улица практически пустовала.
Двое подростков с гулким гоготанием пялились на плакат, где дама с выпирающей через блузку грудью держала парфюм. Через дорогу полноватая женщина в свободном платье вела за ручку маленькую девочку, которая уплетала мороженое и при этом что-то тараторила. Мимо проехала всего пара машин – одна на север, другая на юг.
Проходя мимо пекарни, Джеймс увидел, как мужчина в длинном фартуке и со здоровенными, как у Геркулеса, ручищами месил тесто. Запах вокруг витал потрясающий, ни в какое сравнение со вчерашней выпечкой жены. Куда там вчерашним булкам из покупного теста, ведь здесь все сделано вручную. С любовью или нет – это дело десятое.
